Три жизни жаворонка
Шрифт:
– Да уж, завидую я вам! Эх, молодость, молодость… Легкомысленное счастливое времечко… Еще не знаете, что это такое – забота о хлебе насущном… Насчет Оли не могу утверждать, а ты у нас точно не знаешь. Растим тебя с отцом, как орхидею какую, в тепле, заботе да нежности. Доченька наша единственная, любимая…
Мама протянула руку, ласково ухватила ее за плечо, притянула к себе. И так вдруг жалко ее стало, хоть плачь… И стыдно ужасно! Мама так любит ее, а она… Каково маме будет узнать…
А с другой стороны – что такого постыдного она сотворила? Что время обогнала и рано полюбила по-настоящему,
Хотя звучит, конечно, неубедительно. И маме будет неприятно, когда все узнает. Господи, скорей бы уж Никита приехал…
На крыльце послышались отцовы шаги, и мама пробормотала с веселым недовольством:
– У-у-у… По шагам слышу, наш папка навеселе пришел. Хорошо, видать, с Михалычем посидели. Душевно.
– Не ругай его, мам… – тихо попросила она.
– Да когда я его ругала, бог с тобой! – засмеялась мама, поднимаясь с дивана. – Я ж понимаю, мужику надо иногда расслабиться… Сейчас спать уложу, а утром и поругаю немножко для профилактики. Чтобы порядок знал. А ты смотри и учись, и запоминай все про нормальную семейную жизнь, пригодится… Еще не скоро пригодится, конечно… И все равно – учись да на ус мотай!
Мама ушла «укладывать» отца спать, а она еще долго сидела перед телевизором, не видя и не слыша того, что происходит на экране. На душе было маетно и тревожно, и пора было идти спать ложиться… Но что толку ложиться, если все равно не уснуть? Лежать, в темноту глядеть и гонять в голове испуганные грустные мысли? Лучше уж перед телевизором сидеть, все-таки отвлекает…
Утром она снова пошла в лесную школу. Дождь перестал, но дорогу совсем размыло, и пришлось идти очень медленно, оскальзываясь в грязи. Дул ветер, небо хмурилось, обещая очередную морось. И опять очень хотелось плакать…
Боб стоял на крыльце, разговаривал с кем-то из ребят. Увидев ее, печально развел руки в стороны, помотал головой – зря, мол, пришла, не приехал… Когда она подошла ближе, проговорил с досадой в голосе:
– Да в ближайшее время он не приедет, Насть… Ты бы не приходила зря, чего по такой погоде… Если он приедет, я его сразу к тебе отправлю, договорились?
– Хорошо… Спасибо тебе, Боб. Но я и сама могу… Понимаешь, мне очень надо его увидеть! Я лучше сама приду, ладно? И завтра приду…
– Что ж, твое дело. Но я еще раз тебе объясняю – так быстро он не приедет! Все-таки мама в больнице, это ж дело серьезное…
– Да я понимаю, Боб… Но все равно я завтра приду. А вдруг?!
Повернулась, быстро пошла обратно, словно испугалась чего. Будто Боб мог ее догнать и сказать что-нибудь ужасное.
Как прошли другие за этим дни, она плохо помнила. Делала что-то по дому, ждала родителей с работы, беседовала о чем-то, улыбалась… И ждала следующего утра, чтобы пойти в лесную школу. А вдруг?!
Вдруг сейчас она подойдет, а с крыльца сбежит Никита, и обнимет ее, и прижмет к себе, и станет шептать ей на ухо что-то ужасно виноватое – прости, мол, так получилось, маму не мог бросить…
В то утро все ей показалось обычным. Та же размытая дождем дорога, тот
Подошла к дверям, начала изо всех сил стучать по ним костяшками пальцев, потом кулаками… И услышала голос сзади:
– Чего хулиганишь, девушка? Не видишь, закрыто?
Повернулась… И не сразу узнала, кто с ней говорит. Потом вспомнила – это же сторож, Иван Иваныч…
– Здравствуйте… А где ребята, не знаете? – спросила, почти задыхаясь.
– Так нет никого… Вчера вечером еще уехали…
– Как – уехали?!
– А что им здесь делать? Закончили ремонт и уехали. Аккурат к первому сентября, как обещали. Вчера и директор школьный приезжал, все одобрил, все бумаги подписал… Должно быть, и расчет вчера получили. А ты стучишь, пугаешь меня, проказница! И лицо мне твое знакомое… Уж не дочка ли ты Егора Андреича, случаем?
– Да… Дочка…
– Ишь, какая складная вымахала! Красавица! Что ж, уехали твои женихи… Закончили работу да уехали… И ты иди домой, не огорчайся шибко. На что они тебе сдались, городские? У нас в поселке и своих женихов хватает…
Сторож Иван Иваныч еще что-то говорил ей вслед – она уже не слышала. Шла по скользкой дороге домой, как сомнамбула. Два раза чуть не упала – чудом устояла на месте. Но лучше бы упала… И не вставала бы, так бы и осталась лежать на дороге, в грязи… И жить бы не стала больше… А зачем? А главное – как жить?
Вернувшаяся вечером с работы мама глянула на нее, испугалась, прижав руку к груди:
– Да что с тобой, Настена? На тебе ж лица нет, глаза совсем провалились… Что случилось, скажи?
– Ничего… Ничего не случилось… – только и смогла проговорить тихо и тут же заплакала, не удержалась.
Мама подошла, молча обняла ее за плечи, прижала к себе. Так крепко прижала – не шевельнуться. И шло от мамы такое тепло, такая сила… И говорила она так ласково и немного насмешливо…
– Кажется, я понимаю, что случилось, доченька… Кавалер твой так и не вернулся, да? Ремонт в лесной школе закончили, бригада уехала… Ну и бог с ним, и перестань… И хорошо, что не вернулся, забудешь быстрее…
– Он… Он все равно вернется, мам… Он должен…
– Да брось, доченька. Не жди. Чего ж ты так сильно влюбилась-то, глупенькая! Он же городской, у него свои дела в городе… Тем более первое сентября уже послезавтра! Поди, он тоже к учебе готовится! Не плачь, доченька, не плачь… Плюнь и забудь… И не жди понапрасну… Тебе ведь тоже не до любви скоро будет! Занятия в школе начнутся! Давай-ка мы лучше завтра в город поедем да обновок тебе к первому сентября всяких накупим… И всего, чего там в школу надо… Вот ты и отвлечешься обновками-то! Знаешь, какое самое хорошее лекарство при женском огорчении? Это покупка новых тряпочек! Я как провизор тебе говорю – лучше лекарства нету! Вот и будем тебя завтра лечить… Не плачь, не плачь! Утри слезы, влюбчивая ты моя! То ли еще в жизни будет, на все про все и слез не напасешься…