Трибуле
Шрифт:
– Герцогиня больше ничего не говорила?
– Ничего. Она только пожелала, чтобы посылка была готова сегодня же.
– Ты обещал выполнить пожелание?
– Обещал.
– И что теперь?
– А теперь, месье главный прево, я пришел просить у вас совета.
Месье де Монклар едва заметно улыбнулся.
– А без моего совета тебе не хватает смелости?
– Не хватает, и с того самого дня, как я поступил на службу к вашему превосходительству.
Главный прево задумался, взвешивая последствия своих
– Тит, – сказал он строгим голосом, – я не в праве выступать против распоряжений герцогини д’Этамп… Пошли фрукты.
– Ах, эта добрая мадам де Сент-Альбан! – сочувственно произнес итальянец.
Таково было его надгробное слово старой придворной даме.
Месье де Монклар заметил, что Тит все еще не ушел.
– Есть еще новости?
– Ваше превосходительство догадался. Новость не такая серьезная: я нашел месье де Сансака.
– О!
– Он ранен и изуродован. Он скрывается в каком-то домишке в Венсене.
– Скрывается? – удивился месье де Монклар.
– Месье де Сансак очень тщеславен, пожалуй, даже фатоват. Ему клинком распороли лицо от подбородка до лба. Вид отвратительный…
– Король будет очень огорчен, – равнодушно сказал главный прево. – Дуэль?
– Драка, и даже засада.
– На месье де Сансака?
– Нет, это месье де Сансак находился в засаде.
– Объясни.
– Месье де Сансак и восемь или десять наемников вздумали поколотить одного молодого человека, который не понравился месье де Сансаку. Молодой человек защищался очень хорошо.
– Тебе известно его имя?
– Ваше превосходительство его тоже знает, вам будет неприятно узнать, что этот юноша вышел из потасовки целым и невредимым.
– Так скажи же его имя.
– Манфред!.. Если только это не был Лантене.
– Лантене! – глухо отозвался месье де Монклар.
Кровь слегка прилила к его лицу.
– Что-то слишком часто он попадается на моем пути, – пробурчал де Монклар. – Я не жалею, чтобы этот Манфред остался целым и невредимым. Я поймаю его и прикажу колесовать живьем.
– Это опасно, – рискнул вставить слово Тит.
– Опасно… почему?
– Бандиты и нищие любят этих молодых людей, а этой голоты в Париже наберется целая армия.
– Помни об этом, – сказал месье де Монклар, прощаясь с итальянцем. – Против армии нищих мне придется мобилизовать всю королевскую армию, и я не оставлю камня на камне в их царстве. Манфред и Лантене будут колесованы на Гревской площади.
Произнося эти последние слова, Монклар нацепил шпагу и направился в Лувр.
Его немедленно ввели к королю. Увидев его, сумрачный Франциск I прояснел лицом.
– Дорогой мой главный прево, – приветливо
– Случается, что пропавшие люди никогда не находятся.
– Вы не хотите ответить на мой вопрос, месье де Монклар…
– Сир, когда некий бандит оказывает сопротивление Вашему Величеству и убивает ваших друзей, почему Ваше Величество не оказывает сопротивления придворной шайке?
Король помрачнел.
– Странным тоном вы говорите со мной! Кто смеет противостоять мне? О каких друзьях вы говорите?
– Сир, я говорю о месье де Сансаке, тяжело раненном, изуродованном на всю жизнь ударом бандитского клинка. Это проделала рука того самого бандита, который здесь, в Лувре, бросил вызов вашему величеству.
– Манфред!
– Он самый. И еще один осмелится: Лантене!
В глазах короля сверкнула молния.
– Месье де Монклар, – высокомерно сказал он, – если это верно, что подобная деревенщина, обнаглев, бросает вызов мне, то не время ли главному прево вмешаться?
– Нет, сир, потому что вы не даете средств.
– Что вам надо?
– Один полк, сир, и приказ сровнять с землей Двор чудес.
– Этот приказ…
Франциск немного помедлил. Он чувствовал, что его трон не так прочен, чтобы народное возмущение не могло потопить его в грязи и крови.
– Сир, не отдавайте его, если вы не готовы идти до конца, если чей-то гнев пугает победителя при Мариньяно.
– Довольно, месье! Вы получите этот приказ. Получите войска, какие вам понравятся. А теперь ступайте!
XXXV. У Этьена Доле
Этьен Доле склонил над греческой рукописью свой упрямый лоб, на котором мысль, воля и постоянные усилия сформировали глубокую складку. Рядом с ним, на табурете, склонив голову в грациозной позе, сидела за вышиванием Авет. Отец и дочь, занятые своими делами, не обращали никакого внимания на отдаленный шум, доносившийся снаружи.
– Не утруждай себя, девочка, – время от времени говорил дочери Доле.
Но еще чаще Авет вставала и молча клала свою прохладную руку на падающий лоб Доле.
– Ты заработался сегодня, папа; я хочу, чтобы ты закрыл книги.
Но мыслитель не пожелал подчиняться воле дочери:
– Я еще не разбросал достаточно зерен, не распространил достаточно света.
Она вздохнула и снова принялась за свою работу.
Находившийся в расцвете сил Доле проявлял странную поспешность, какое-то дикое желание закончить начатую работу.
– Дни мои сочтены, – не раз повторял он, не давая никаких пояснений.
Между тем в этот день именно он прервался, когда Авет принесла лампу. Пробило четыре часа. Канун вечера было темным.