Тридцать лет на Старой площади

Брутенц Карен Нерсесович

Капитан подозвал к себе Володю (так звали водителя), записал его фамилию и стал выговаривать ему за то, что он «мешал обгону». Когда же я решительно встал на его защиту, страж порядка простосердечно признался, что не может не дать хода жалобе, ибо она исходит от самой «жены министра». Итак, то была мадам Щелокова. Приехав в отдел, я «профилактически» позвонил в Управление делами, и, как оказалось, не зря: туда вскоре пришла бумага на водителя. Вернувшись на дачу, за ужином рассказал о происшествии, не называя фамилии дамы. Но это было и ненужным. Едва дослушав, Александров, возбужденный, заговорил: «Это супруга Щелокова. Безобразие, она всеми способами компрометирует Николая Александровича». Сидевший тут же Зимянин промолчал.

Работая

консультантом, я один-два раза в год, а иногда и чаще ездил в зарубежные командировки. Побывал в США и Японии, ФРГ и Италии, Норвегии и Исландии, Венгрии и ГДР, в Югославии и Чехословакии, Алжире и Египте и т. д. В те годы выезд из страны был уделом избранных, так что эти командировки можно смело отнести к привилегиям. Они были неоценимыми во многих отношениях. Прежде всего позволяли реально представить ту материю, которая служила предметом нашей работы, людей, бывших нашими партнерами, собеседниками и подопечными. Зарубежные вояжи расширяют пространство, в котором «ходят» мысли человека, обогащают его эмоционально и психологически, давая возможность непосредственно ощутить иной образ жизни, иную культуру, иных людей. Это и пища для ума, и своего рода смотровая площадка, с которой удобнее сравнивать свои и чужие порядки, свою и чужую жизнь. Я это испытал в полной мере, что, конечно, серьезно повлияло на мои взгляды, на мое мировоззрение.

Вот только несколько иллюстраций к сказанному.

В октябре 1964 года меня направили в Каир, где предстояла III Конференция глав неприсоединившихся государств. Сегодня термин «неприсоединение» знаком, наверное, немногим. Тогда же это слово было достаточно расхожим. Оно означало отказ большой группы государств (в основном бывших колоний и полуколоний) присоединиться к одному из двух блоков или одной из сверхдержав, которые сошлись во всемирной схватке, отказ, опиравшийся на убеждение, что эта схватка чужда их интересам, их стремлению укрепить свою независимость, проводить самостоятельную международную политику. Это и было главным нервом Движения неприсоединения. Но, отказываясь участвовать в сверхдержавной конфронтации, неприсоединившиеся страны не отказывались от энергичной роли в международных делах, от критической оценки политики противостоящих блоков. Более того, они порой претендовали на роль своего рода блюстителей международной нравственности, чуть ли не совести мира. Эти амбиции поощрялись едва ли не всеобщим ожиданием, что странам «третьего мира» предстоит занять весьма весомое место в международной жизни.

По любым критериям Каирская конференция явилась крупным международным событием. На ней были представлены 57 государств (главным образом их лидерами) четырех континентов. Выбор Каира как места проведения конференции был, конечно, не случайным. Объединенная Арабская Республика (ОАР) и ее руководитель Гамаль Абдель Насер тогда пользовались большим международным авторитетом. А в арабском мире — от Атлантического до Индийского океана — имя Насера звучало колоколом свободы, было символом национального возрождения.

Многое на Каирском форуме могло вызвать улыбку. Встречи делегаций в аэропорту, где почти в открытую, на глазах, из безработных и праздношатающихся за горстку пиастров формировали толпу, которая нестройными голосами приветствовала Насера и гостей. Преувеличенное внимание к церемониальной стороне и торжественным ритуалам, которыми явно наслаждались некоторые участники конференции. Стоящий за спиной президента Индонезии Сукарно, который, держа под мышкой жезл, произносит с трибуны речь, его адъютант, увешанный аксельбантами, украшенный золотыми позументами и прочими яркими аксессуарами. Высокопарные речи некоторых ораторов, использовавших трибуну форума для самовозвеличения.

Но все это были мелочи, к тому же вполне извинительные, учитывая молодость большинства государств, их стремление к самоутверждению. Главным в дебатах на конференции, в ее документах были осуждение империализма

и колониализма, ядерного терроризма («сдерживания»), утверждение независимости неприсоединившихся стран и провозглашение, как своего идеала, мира, основанного на справедливости. Любопытно, как заключительное слово Насера перекликается с нашими формулами перестроечных лет да и сегодняшними речами. «Концепция мира, — говорил он, — здесь тесно связывалась с концепцией справедливости. Мир не приз, который подлежит разделу сильными на конце их штыков. Мир, основанный на балансе сил, как это доказано, не достигает цели. Именно крах такого мира стоил человечеству двух мировых войн. Затем мы увидели и другой вид равновесия — равновесие, основанное на ядерном устрашении… Но прочный мир может быть достигнут только путем справедливости».

Поскольку неприсоединившиеся страны, недавние колонии, вырывали свою независимость у западных держав и от них же ее защищали, постольку страстные филиппики против сохранившихся очагов колониализма, против иностранных военных баз, против неоколониалистской политики фактически адресовались Западу. Да и в целом позиции неприсоединившихся стран и их риторика были окрашены антизападными тонами. Советский Союз пытался, опираясь на это, использовать Движение неприсоединения в своих интересах, одновременно в какой-то мере приспосабливаясь к его позициям. И частично это удалось. Наиболее прыткие в социалистическом лагере поговаривали даже о необходимости превратить движение в своего союзника. По-своему помогали советским маневрам и западные державы, у которых часто не хватало ни ума, ни терпения не относиться враждебно, не третировать это движение, а переждать, дать время сгладить горечь колониального прошлого, учитывая, в частности, что входящие в него молодые государства должны «перебродить».

Тем не менее участники конференции, при всей ее антиимпериалистической и антиколониальной направленности, не отошли от своего базового подхода — неблокового и даже антиблокового — вопреки, с одной стороны, усилиям наших друзей в движении, воевавших против его «равной удаленности» от сверхдержав, и с другой — давлению Соединенных Штатов, требовавших от неприсоединившихся стран проводить более «умеренную» и «уравновешенную» линию. Объяснение все то же: стержнем их позиции были утверждение и защита самостоятельности, а присоединение к любому из блоков подчиняло его дисциплине.

В египетской столице были представлены разные государства: абсолютные и конституционные монархии, республики с демократическими и диктаторскими порядками, самостоятельные и все еще зависимые страны. Однако все они, несмотря на различия во взглядах и серьезные противоречия, смогли прийти к некоему общему знаменателю. Ключ к этому — общность интересов неприсоединившихся стран. Причем в Каире, по сути дела впервые (и это тоже важная особенность конференции), стала выдвигаться на первый план экономическая проблематика. Была принята на вооружение концепция деления мира на богатые и бедные нации (Север — Юг). Развивая эту идею, Насер говорил в заключительной речи: «Процветание должно быть разделено со всем Каиром. Богатство, которым обладают некоторые, не родилось только в их собственных границах…»

Золотой век Движения неприсоединения, если он и был, ныне уже в прошлом. С исчезновением альтернативы, с появлением одноблокового — натовского), однополярного, «американского» — мира антитеза двухблоковой политике и биполярному миру потеряла прежний смысл, а с ней была утрачена и относительная свобода маневра. Не состоялось и превращение освободившихся стран в особую и мощную международную силу. Однако сама идея самостоятельной и специфической политики стран Азии, Африки и Латинской Америки, их стремление к повышению своей международной роли живы. Именно они, прежде всего в экономическом аспекте, лежат в основе попыток возродить Движение неприсоединения, что было предметом конференции входящих в него государств в ноябре 1995 года в Индонезии.