Тридцать ночей

Китинг Эни

— "Бросай свою херню, Шторм. Мы отправляемся в Эль-Фаллудж. У Паломиноса ку-лихорадка, а Мортон на своём этапе или что-то типа того. Мы берём на себя патрулирование. Проведём некую разведку городских трубопроводов, которые ведут на рынок Хаджи".

— Итак, мы собрались — весь мой отряд — с полной выкладкой, в бронежилетах, по восемь магазинов боекомплекта у каждого, по ножу, по два болонский сэндвича, по пакету чипсов "Раффлз". У Маршалла был своеобразный ритуал перед каждой миссией — он пел "Я встретил девушку". Будь то день или ночь. И плевать ему было на то, что кто-то в этот момент мог спать. Так что мы распевали

во всё горло, пока я бегло просматривал карту трубопровода, и потом мы выдвинулись. Пешком, конечно, как же ещё можно было осмотреть трубы?

— Господи, там так воняло! Кромешная тьма. Через некоторые колена труб нам приходилось ползти, я возглавлял группу, поскольку запомнил путь.

— "Шторм, твои мозги — самое охренительное, что могло случиться с этим взводом", — рассмеялся Маршалл.

Айден сглотнул, и долгое время хранил молчание. Впрочем, как и я, потому что теперь я поняла, почему он так трансформировался, когда я произносила те очень схожие к этим слова.

— Короче. Мы вышли на поверхность у средней школы, расположенной близ центрального городского рынка, камуфляж насквозь был пропитан потом. Всё вокруг казалось нормальным. Было ещё слишком рано. Несколько детей, находящихся на школьном дворе, играли в футбол каской морпеха. А затем "бум"! — последнее слово он прошептал. — Взорвался двор. Улица. Рынок. Бум, бум, бум!

— Маленькое тельце приземлилось между мной и Калом. Не крупнее, чем то зелёное ведро. Грудная клетка вскрыта, куски лёгкого застряли между рёбрами, подобно губке..., — он запнулся и тяжело сглотнул, как будто к его горлу подступила желчь.

— Мы выкопались из-под обломков — откашливаясь, плюясь, блюя. Хендрикс продолжать орать нам, чтобы мы возвращались в Вольтурно. "Через пятнадцать минут, все хаджи будут у нас на хвосте, Шторм. Они сдерут с нас кожу живьём и продадут наши яйца на фалафель⁵⁷."... Но разве можно было вот так взять и просто выбраться из чего-то подобного? Как можно уйти и, по меньшей мере, не проверить не уцелел ли хоть один ребёнок? Это дело чести, даже в том, как ведёшь войну.

— Так что мы ввалились во двор, в поисках выживших. Ничего, кроме тел, разбросанных на руинах. Мы попытались сложить вместе некоторые части тел — понимаешь, чтобы матери могли их похоронить.

— Проще всего подбирать части тел было для меня. Кожа на этой руке выглядит так же, как кожа на вот этой ноге. Эта рука в такой же полосатой рубашке, как и эта рука..., — его горло билось в конвульсиях.

— Вот тогда-то они нас и нашли... Партизанская банда повстанцев, втрое больше нашей группы. Они стали стрелять по нам без предупреждения, двое морпехов пали, прямо на те тела, которые они пытались уберечь. Мы отступили внутрь школы — мы с Маршаллом оказались в классе на втором этаже. Кал и Хендрикс — на третьем.

— Мы вели огонь по двору, прикрывая Джаза и других. А затем —

Он резко умолк, его пристальный взгляд ни разу не покинул линию моего подбородка. Его глаза были безмолвными, темнее непроглядной тьмы, но крупинки бирюзы мерцали то тут, то там, словно свет боролся с тьмой. Он плотно прижался спиной к скамейке, плечи были ещё более жёсткими, чем мне когда-либо довелось видеть. Он, по-прежнему, хранил молчание. Я не знала, сколько прошло времени.

— А затем что? — прошептала я, наконец, сжимая локтевой сгиб его руки.

Он

пожал плечами.

— Я не помню.

— Что?

— Несколько минут — десять, может быть, пятнадцать — которые я не помню. Последнее, что я помню, так это пронзительный удар по задней части моего черепа, а затем ничего. Ничего, пока я не открыл свои глаза — или точнее сказать, один глаз, поскольку второй заплыл и был закрыт — и увидел, что мы находились в полнейшей жопе...

— Семь повстанцев. Трое сдерживали меня. Четверо играли в русскую рулетку с пальцами ног Маршалла. Они обвязали меня стальными тросами, обмотав два раза вокруг плеч, три раза вокруг локтей, заведённых мне за спину. В общем, суть ты понимаешь. Затем они дали себе волю на Маршалле...

Воцарилась долгая необозримая тишина. Когда он вновь заговорил, его голос был скрипучим:

— Они творили с ним такое, я в жизни не видел, чтобы подобное творили с животными, не говоря уже о людях. Если я боролся с ними, они отрезали какую-нибудь часть тела. Если я вёл себя подобающе..., — он вздрогнул.

— Я начал торговаться с ними на арабском языке. Чего они хотели? Давайте обсудим. Им нужен был живой морпех, чтобы продать его "Аль-Каиде". "Большие деньги за морпеха". Я ответил: "Отлично, отпустите его, я пойду с вами. Я могу говорить на арабском, фарси, был подготовлен в качестве агентуры. Я тот человек, который вам нужен". Они начали перешёптываться друг с другом и, наконец, согласились. Развязали Маршалла, пнули его, сказав: "Проваливай, красавчик".

— Он не уходил. Я умолял его уйти. "Чёрт тебя подери, иди. У тебя есть девушка. Две сестры, мать. Иди..."

— Он начал ползти к двери из класса, дюйм за дюймом, позади него оставались полосы крови. Потом он повернулся, чтобы посмотреть на меня. Я не смог больше разглядеть его носа. Не было видно и губ. Но я знал, что он улыбался..., — губы Айдена приподнялись в слабой улыбке, и он закрыл глаза.

Несмотря на то, что я дрожала, я тоже улыбнулась. Они оба выбрались, так или иначе. Если это не заставит учёного поверить в божий промысел, ничего уже не сможет.

Он открыл глаза и сжал мою руку.

— Они застрелили его.

— Нет! — мой потрясённый вздох сотряс воздух, в то время как моя рука метнулась ко рту.

Он кивнул.

— Семь раз... по одной пули от каждого. Он скончался от первой пули. Он скончался, как только...

В мучительно-долгой, оглушительной тишине, я воспроизвела все те случаи, когда упоминала имя Маршалла, и посмотрела на его реакцию совсем другими глазами. Его ретроспектива. Его отрешённый взгляд. Он всегда прерывал меня или менял тему разговора. Но при этом он никогда не лгал. Маршалл до сих пор для него жив. Он до сих пор его лучший друг.

— Кто спас тебя? — изрекла я, совсем потеряв голос.

— Кал и Хендрикс, — он пожал плечами, как будто это не должно было быть столь важным. — Мы уничтожили их всех...

Он умолчал обо всём, что они, должно быть, сделали с ними, обо всём том ужасе, что пережил он сам, и впервые за всё это время отвёл взгляд от моей линии подбородка и посмотрел прямо мне в глаза.

— Вот с таким человеком ты связалась, Элиза. С тем, кто убил своего собственного брата.

"Из-за меня" однажды он мне сказал, когда я спросила, почему Маршалл не собирается поехать в хижину.