Тридцать первый этаж
Шрифт:
Через десять минут она сидела на переднем сиденье большого чёрного седана. Мужчина завёл двигатель, и машина тронулась.
— Как это случилось? — спросила Лиза, глядя на дорогу, но ничего не видя.
— Чёртовы террористы. Сука взорвалась в вагоне метро, когда поезд подъехал к станции. Одиннадцать погибших. Много раненых. Клянусь, мрази ответят за это!
— Какая разница, кто за это будет отвечать. Вы рассказали его родителям?
— Те номера телефонов, которые были в его мобильном, не отвечают. Вы сообщите мне адрес его матери?
— Я не помню. Я знаю, где они живут, но адреса не знаю.
— Может быть, вы
— Я не стану распространять ваши бредни. У него просто села батарейка.
В её сознании на минуту возникло понимание происходящего. «Это что, на самом деле?» — мысленно спросила она у самой себя.
— Где он сейчас, по-вашему?
— Простите?
— Где мой муж?
— В бюро судебной медицины.
Ей показалось, что она находится в открытом космосе совершенно одна.
Остаток пути до больницы они молчали. Когда седан остановился у входа в приёмный покой, Лиза вышла из машины, не закрыв за собой дверь. Кишечник скрутило судорогой.
— Сигарета есть? — спросила она у казённого мужчины.
Тот обошёл машину спереди, захлопнул пассажирскую дверь, молча достал из кармана неначатую пачку «Мальборо», распечатал её и протянул Лизе. Потом вытащил зажигалку и дал ей прикурить. Она глубоко затянулась несколько раз и закашлялась.
— Зачем вы меня сюда привезли?
— Вам необходима медицинская и психологическая помощь. Здесь есть люди, которые помогут вам подготовиться к опознанию. Пойдёмте.
И они направились к дверям.
Яркий белый свет, казалось, старался изо всех сил прогнать из просторного холла дух боли и смерти. Однако результатом его труда являлся эффект прямо противоположный: приёмный покой напоминал хоспис, где люди безо всякой надежды ожидали неотвратимого конца. Свет не позволял им скрыться, выставляя их страх и страдание на всеобщее обозрение. На белой металлической скамье возле правой стены, опустив голову себе на колени, сидел молодой мужчина. Тело его сотрясали беззвучные рыдания. Стоявшая около такой же скамьи, расположенной чуть левее, женщина лет шестидесяти громко и монотонно говорила своему спутнику — седому старику: «Всё теперь кончилось, Коля. Всё кончилось. Больше не будет ничего. Ничего не будет». Тот держал свою руку у неё на плече и молчал. К ним подошла врач — молодая женщина с непроницаемым лицом. Она что-то сообщила им, и старик закивал в ответ головой. После этого все вместе они вышли в коридор и скрылись в его изгибе. Возле правой стены на топчане сидела девушка, а рядом с ней врач-мужчина, небритый как минимум три дня и очень сутулый. Врач что-то говорил, на его усталом лице всё же читалось сочувствие. Глаза девушки не выражали абсолютного ничего. Было видно, что ей уже ввели достаточную дозу нейролептиков. Иногда она едва заметно кивала головой, ничего при этом не понимая.
Казённый мужчина подвёл Лизу к свободной скамье и попросил сесть. Та послушалась. У неё перед глазами всё плыло. После этого он подошёл к одной из расположенных по правой стене дверей, постучался, и не дожидаясь ответа вошёл в кабинет. Лиза осталась одна. Все её чувства были заперты где-то глубоко внутри неё и никак не могли прорваться наружу. Её сердце словно превратилось в герметично запаянный стальной шар, в котором начинала закипать вода. Каждая мысль в голове как будто оказалась разрубленной на много мелких частей, и хаотичная взвесь этих фрагментов заполнила всё её сознание.
Через
— Здравствуйте, — сказала врач, — вас зовут Елизавета?
— Да.
— Я понимаю, вам сейчас очень плохо, но дело в том, что либо вам, либо кому-то из близких родственников вашего мужа необходимо будет участвовать в процедуре опознания.
— Да, понятно, — ответила Лиза монотонно. Она на мгновение допустила, что всё это может быть правдой, и представила, как на мёртвого, возможно разорванного на куски, Алекса будет смотреть его благообразная мать. Ей сделалось совсем противно. Давление в стальном шаре возрастало. — Если я его… опознаю, его родителям не придётся в этом участвовать?
— Нет.
— Ладно, я готова.
— Ваше психологическое состояние сейчас и так тяжёлое. Если вы позволите, я сделаю вам инъекцию, которая поможет вам пройти через это.
— Не нужно мне ваших уколов.
— Вам станет легче, насколько это возможно в данной ситуации, поверьте.
— Я же сказала, не нужно! Не нужно! Сколько можно повторять! — Лиза сорвалась на крик. Она вдруг поняла, что если Алекс действительно мёртв, то она не сможет посмотреть в глаза его родителям, друзьям, да и себе самой. «Я же тоже виновата в этом! — подумала она, не замечая, что говорит вслух. — Я что-то сделала, что его убило! И они это тоже знают! Все об этом знают! Я должна была сама… Это они! Он! Я знала!!! Все знали!!!»
Стальной шар взорвался. То, что пережила Лиза в этот момент, напоминало контузию. Она как будто оставалась в сознании, но её мозг какое-то непродолжительное время не был способен к обработке информации, получаемой от органов чувств. Если бы в помещении погас свет, то она бы этого не заметила. Не было больше ни мира, ни её самой. Когда же «оглушение» стало проходить, и чувства начали возвращаться, Лиза зарыдала так, как не рыдала никогда в жизни. Она кричала и выла, всё её тело трясло, а её красивое лицо превратилось в безобразную скукоженную маску.
***
Наконец рыдания стали проходить. Ещё всхлипывая, она огляделась и обнаружила себя лежащей на кушетке в небольшом светлом кабинете. Она повернула голову влево и увидела ту же женщину-врача, сидевшую за столом и писавшую что-то в карточке. Лиза попыталась окликнуть её, но из гортани вышел лишь хриплый стон. Голова была словно набита ватой, как у человека, не спавшего так долго, что уже не уснуть. Врач обернулась и оценивающе посмотрела ей в глаза.
— Вам стало легче, — сказала она утвердительно.
— Как будто бы, — прошептала в ответ Лиза.
— Я ввела вам галоперидол. Хотите чаю?
— Нет. Я могу позвонить?
— Конечно.
— А где моя сумочка? — сама не зная почему, спросила Лиза.
— Простите, но у вас с собой не было сумочки, — донёсся из угла мужской голос.
Лиза повернулась и увидела, что казённый мужчина стоит около двери, привалившись спиной к стене. Он держал руки в карманах, его серое пальто было расстёгнуто.
— Снова вы, — обречённо сказала она и попыталась понять, зачем ей понадобилась сумочка. Где-то в глубине сознания зажёгся чахлый мертвенно-зелёный болотный огонь, и она смогла закончить логическую цепь: — Мне нужен мой мобильник. Он в сумочке.