Тридцать тактов в стиле блюз
Шрифт:
Мы с Брук долго искали жилище в уединенном, живописном месте, подальше от шумного города и вот, несколько лет назад, наконец, арендовали дом в небольшом городке, который скорее можно было назвать деревушкой. Она располагалась в долине реки, которую местные жители поэтично назвали Лунной.
До центра города, куда ежедневно нам с женой приходилось ездить на работу, было около десяти миль. Преодоление этого расстояния, почти всегда, насыщало меня ощущением изменчивости и, в то же время, непреходящести красоты природы.
Ранним утром, если позволял запас времени, я останавливал
Сейчас, по дороге к Вилфорду, я вспомнил один из таких моментов, вспомнил, как Брук, замерев, любовалась пиком горы, спрятавшимся в седом облаке, словно великан, примеряющий напудренный парик; вспомнил, как жена обратила мое внимание на нежные, утренние солнечные лучи, рассеивающиеся золотой пыльцой, подсвечивающие и окутывающие волшебной дымкой каменного гиганта, превращающие грузность в легкость и воздушность, суровую неприступность – в призрачность, на короткое, хрупкое мгновение, украшая и смягчая земляные цвета проходящим полутоном.
Я тогда не слушал ее реплик восхищения, обдумывая предстоящую сделку, но сейчас вспомнил слова Брук, будто они осели на дно моей памяти до более подходящего момента, когда я стал способен их расшифровать.
"Я тоже жду момента, который сможет вот так же растворить мою тяжеловесность, окаменелость и облако моих мечтаний сможет выпариться наружу, примет форму, станет видимым", – сказала мне она.
От этих слов до последнего ее выдоха пролег всего один крутой поворот, одно молчаливое мгновение, в котором каждый из нас витал в своих мыслях, был сам по себе, пребывал в уверенности, что грядет бесчисленная череда совместных дней и в какой-то из них, непременно, удастся быть ближе друг другу, чем сейчас.
Вилфорд поджидал у входа в больницу. Он не хотел принимать меня у себя в кабинете, как пациента, и мы направились в небольшой ресторанчик, в котором раньше я, Брук и наш друг, часто встречались в обеденное время.
Вилф выглядел встревоженным. Лицо его было напряженно, он ни разу не улыбнулся, пресек все мои попытки заговорить с ним в машине, а когда мы подошли к ресторану, то велел мне выбрать столик у окна, осмотреться, а сам остался ждать на улице.
Я осторожно оглянулся назад и не увидел ничего, кроме ряда таких же столиков, за которым сидел сам. В дальнем уголке зала, несколько столов были заняты мирно жующими людьми, а хорошо знакомые официанты, с застывшей на лице безразличной вежливостью, почти бесшумно, скользили по натертому до блеска полу.
Я не понимал чего хочет от меня Вилф. Его поведение раздражало. Я махнул рукой, чтобы он зашел .
Когда Вилфорд сел напротив, я не выдержал и выпалил:
– Ты ведешь себя, как старый параноик. Объясни, что происходит?!
– Джадд, я получил позавчера очень странную посылку… Даже не знаю… Ты только постарайся не спешить с выводами.
– Ты уже достал прелюдиями. К делу! – потребовал я.
К нам подошел официант и рассказ пришлось отложить, выбирая блюда. Я не мог дождаться, когда он уйдет. Вилфорд очевидно тоже, потому что, как только мы остались одни, он подался вперед и зашептал:
– В коробке был младенец. Точнее, муляж недоношенного ребенка, эмбриона,
– Что бы это значило?
– Если бы я знал, Джадд, но ты дослушай. Я работаю с психами и сделать это мог, какой-нибудь мой бывший пациент, но…, – он остановился на полуслове и уставился на вилку, которую машинально вертел в руке.
Я почувствовал, что мне лучше помолчать и дать ему возможность поймать призрачную догадку или, может быть, найти логичное объяснение этой чудовищной выходке.
Принесли заказанные блюда. Вилфорд очнулся, наконец, и отправив ломоть ростбифа в рот, не дожидаясь пока он будет дожеван, невнятно продолжил:
– Это только начало истории. Почти одновременно с посылкой пришло сообщение… Вот оно. Прочти, – он протянул мне свой телефон и я, пробежав глазами по скупой, короткой строчке, зажмурился от необъяснимой тревоги, дернувшей меня изнутри.
"54'15'13''с.ш.04'41'35''з.д."
Я поспешил задать координаты в поиск навигатора, но Вилфорд нетерпеливо махнул на меня рукой и сказал, что уже знает, что это за место и попросил пока не отвлекаться от рассказа.
– Как! Это еще не все?! – воскликнул я каким-то чужим, сдавленным, очень высоким голосом, выдав, тем самым, игру противоречий, начавшуюся во мне. Самое неприятное было то, что я уже тогда смутно представлял, что же все таки победит и боялся сознаться себе в этом.
С одной стороны, вмешательство, кого-то неизвестного в мою жизнь, рождало ощущение насилия, агрессии, внушало страх и желание спрятаться (я говорю в мою жизнь, потому, что после того, как я мельком взглянул на карту и увидел мигающую красную точку на хорошо знакомом мне месте – стало очевидно, что я тоже в "игре"), с другой – мне так осточертела монотонность дней, что несмотря на предчувствие опасности, возникал еще и сладковатый вкус наслаждения ею.
Вилфорд посмотрел на меня испытующе (профессиональная привычка) и продолжил немного сдержаннее прежнего:
– За мной следят, Джадд. Вчера меня преследовал один тип, даже не пытаясь скрыть это. Он намеренно шел за мной по пятам, так, чтобы я видел. Я начал петлять, затем, резко повернулся и пошел ему навстречу. Он, поравнявшись со мной, задел меня плечом, на мой возмущенный взгляд ответил подмигиванием и, пока я соображал, что делать дальше, этот следопыт зашел в кондитерскую, а я смог лишь увидеть через окно, как качнулась волна очереди, в которую он явно попытался влиться.
Наверное я слишком бесцеремонно глазел, позабыв о приличиях. Томящиеся в очереди люди стали поглядывать на меня и, вдруг, над их головами, словно вынырнувший из глубин корабль-призрак, поднялась рука, с растопыренными пальцами и помахала мне. Это он мне еще и помахал, наглец. Мне вдруг стало так страшно, что я поспешил убраться оттуда. Я не шел и не бежал, я едва ли успевал переставлять ноги так быстро, как велели мне дурное предчувствие и страх.
– Чего ты так испугался? Почему не узнал, что ему нужно? – спросил я, стараясь скрыть интонацию упрека и осуждения, но Вилфорд даже не слышал этих вопросов.