Тридцать три несчастья
Шрифт:
— Как это безжалостно! — заявила я маме, входя в кухню, где меня ждала традиционная яичница, бекон, кофе и булочки, — где ты достала эту убойную штуку, мама?
— Это будильник моей бабушки, — отозвалась мама, — раньше умели делать такие вещи. А тебе пора научиться вставать вовремя. Сегодня я тебя пожалела. Но со следующего утра ты будешь вставать в восемь, как все нормальные люди. И не говори мне, что ты к таковым не относишься. Это я уже слышала.
— О нет, — простонала я и мрачно всадила вилку в ветчину, — в восемь! Это садизм, мама.
— Ничего
— А я умру. Мама, ну как ты можешь так со мной поступать? Ведь я же не выспалась!
— Нужно раньше ложиться, — невозмутимо отозвалась она.
— Да? Интересно, как бы я смогла вчера лечь пораньше, если приехала только в двенадцать? А?
— Ешь, Тора, — на этот вопрос у нее ответа не было, естественно, и она предпочла сменить тему.
— Ну хорошо же, — пригрозила я неизвестно кому и принялась за яичницу.
Поэтому, так получилось, что я вышла из дома гораздо раньше, чем обычно и почти ничем не отличалась от остальных жителей городка.
В первую очередь я решила зайти к Сэму. Городок наш маленький, все друг друга знают. Наверняка он сможет посвятить меня в подробности.
В баре было немного народу. Я вошла вовнутрь, огляделась кругом в поисках бармена и пошла прямо к стойке. И тут… Ну конечно, я споткнулась о табуретку, которую какой-то кретин поставил на дороге и упала, загремев всеми своими костями и принадлежностями. На грохот обернулись все посетители. Тоже мне, цирк нашли! Почему на меня постоянно пялятся? Сами никогда не падали? Какой-то мужчина вскочил и, подбежав ко мне, помог подняться.
— Вы не ушиблись? — спросил он встревожено.
Я еще больше разозлилась. Ну конечно, я ушиблась! А он подумал, что мне было приятно?
— Все в порядке, — отозвалась я, не посвящая его в свои крамольные мысли.
Тут я увидела спешащего ко мне Сэма с идиотской ухмылкой во все лицо. Он не мог удержаться от смеха.
— Я знал, что это ты, Тора, — сказал он сквозь смех, — только ты можешь грохнуться на абсолютно ровном месте.
— Здесь стул стоял! — возмутилась я.
— Стул? А, этот, — приятель кивнул на валявшийся неподалеку стул, — ой, не могу! Ты давно зрение проверяла?
И он захохотал, не обращая внимания на мой гнев. Никогда не видела, чтобы люди так умирали со смеху.
— Болван, — отозвалась я, потирая колено.
Черт с ним. Все равно, его не успокоишь. Так и будет ржать, пока не выдохнется. Я полезла за сигаретой в карман джинсов.
— Лучше бы принес мне выпить.
— Да, да, конечно, — согласился Сэм и продолжал хохотать, согнувшись почти пополам, — сейчас, сейчас, Тора, погоди немного. О, господи!
И он направился к стойке, по пути все еще похохатывая. Погрозив ему вслед кулаком, я села на вертящийся табурет и выудила наконец из кармана сигарету. И тут же отшвырнула ее в сторону. Она оказалась сломана. Странно, если б было иначе. Я выудила другую, но и она была не в лучшем состоянии. Не проще ли было взять с собой пачку? Что за беличья манера, распихивать
— Угощайтесь, — мужчина, который помог мне подняться, протянул мне пачку сигарет.
— О, спасибо, — поблагодарила я его, вытаскивая одну. Прикурила от протянутой им же зажигалки и затянулась.
Что бы я делала без истинных джентльменов, кои еще остались на просторах Англии? Наверное, давно бы погибла, как цветок в пустыне.
Сэм протянул мне высокий стакан виски со льдом. Я сделала небольшой глоток, признавая, что этот виски очень неплох и промычала нечто одобрительное.
— Ты ничего себе не разбила? — продолжал издеваться Сэм, наклонившись ко мне через стойку.
Первым делом я схватилась за фотоаппарат, убедилась, что он цел и облегченно вздохнула. Сэм опять принялся помирать со смеху. Я сделала вид, что хочу треснуть его кулаком между глаз.
— Я не про то спрашивал, — простонал он, вытирая слезы от хохота, — но, впрочем, чему удивляться! О своих коленях ты вспомнишь к вечеру, если не позднее. Ты же у нас везучая. Помню, на выпускном вечере ты поднималась на сцену, чтобы выступить и грохнулась прямо на ступеньках.
Я прыснула, признавая, что это воспоминание стоило того. А Сэм продолжал:
— А помнишь, ты вносила свой именинный пирог? На нем было пятнадцать свечей, таких высоких, что у тебя волосы загорелись. Мама дорогая, как все хохотали! Особенно, когда она додумалась сунуть голову в мойку, — он повернулся к мужчине, так и стоящему рядом. Вероятно, его очень заинтересовали наши воспоминания.
— Перестань, — сказала я, больше для проформы, так как знала, что это бесполезно. Все равно, Сэм пока не выговорится, не успокоится.
— Да, конечно. А когда мы полезли в сад миссис Харт за яблоками и ты повисла на дереве, зацепившись курткой за ветку?
Теперь мы смеялись втроем. У меня очень богатая событиями биография. И если начать вспоминать все по порядку, на все мои несчастные случаи не хватит суток, даже если говорить без перерыва на обед и ужин.
— Тора — это тридцать три несчастья, — пояснил Сэм, — с ней вечно что-то случается. Жаль, что ты не жил в нашем городе, Рэд, — продолжал он, обращаясь к мужчине, — тогда бы знал, откуда она способна падать без малейшего ущерба для себя.
— Так уж и без малейшего, — проворчала я.
— Тебе нужна нянька, Тора, чтобы водить за ручку.
— А тебе нужен пластырь, — отозвалась я и добавила, — на рот. Много болтаешь.
Он хмыкнул и вытер стойку, на которую я пролила виски, сама не заметив, как.
— Кстати, познакомься, — произнес он, — это Рэд Хэммерсмит, приезжий борзописец.
Рэд комично сделал вид, что приподнимает отсутствующую у него шляпу. Я сделала реверанс, заслужив от Сэма новую порцию смеха.
— Гляжу, я не вписываюсь в эту изысканную компанию, — пошутил он, — ничего, что я без смокинга?