Тридцать три несчастья
Шрифт:
— Разве репортеры не любят сенсации?
— Обожают. Но «это» — не сенсация. Это утка.
— Утка? — он приподнял брови.
— Лже-информация. Никто в это не поверит.
— Вы все еще думаете, что я лгу?
— Другие бы так точно подумали. Так что, давайте не будем об этом. Мне вообще не нравится эта история. Нет никакого удовлетворения
— Могло быть хуже, — возразил Кингсли, — если б Майклу удалось в вас попасть, к примеру.
— Кстати, о Майкле. Что вы с ним сделали? Почему он вдруг спятил?
— Это элементарно, — отозвался Кингсли, — я внушил ему, что он — убийца.
— Внушили?
— Знаете, Тора, я — очень хороший гипнотизер.
Я кивнула. Что-то в этом роде и подозревала. Однако, это мне не нравится. Ко всему остальному я уже худо-бедно привыкла, но, если он собирается меня гипнотизировать… Нет, на это я не согласна категорически. Пусть лучше тогда убьет. Быть беспомощной марионеткой в руках вампира — нет, увольте.
— Нет, вас я гипнотизировать не буду.
Словно, он прочитал мои мысли. Впрочем, их было не так трудно прочесть, я и не собиралась ее скрывать.
— Ладно, — сказала я, — а почему вы вдруг решили поехать в Лондон?
— Вы же сами посоветовали мне большой город.
— Лондон — не единственный большой город.
— Да, но здесь больше возможностей.
Я неопределенно повела бровями. Наверное, такая история могла произойти только со мной. Ну, скажите, кому еще повстречался вампир? Который, к тому же, очень любит поболтать?
— Прочли мое письмо? — спросил Кингсли.
— Только что.
— Ну, и что скажете?
— Что вам в самом деле не хватает общения. Таких писем мне не присылали даже по электронной почте. Но слог у вас хороший, читается легко. Вы не думали заняться сочинительством?
— Очень хочется свернуть вам шею, — прошипел он.
— Вы сами спросили.
— Я не об этом, черт
— Я не знаю, о чем вы. Если о том, верю ли я в эту историю, то я просто не знаю. Скорее да, чем нет. Но в то же время, очень хочется, чтоб это оказалось выдумкой.
Он кивнул, хотя я ожидала, что он взбесится.
— Не хочется ничего менять в своих представлениях о мире?
— В моем возрасте это опасно. После таких смен мироощущений и более крепкие оказывались в психушке. Или на кладбище.
— Да у вас не нервы, а стальные канаты.
Что-то в этом было. Я бы не назвала себя впечатлительной особой. Но ведь есть какие-то пределы.
— Ладно, — Кингсли встал, — давайте договоримся. Я вас не трогаю. Идет?
Он думал, я откажусь? Это умилительно. Я, разумеется, согласилась.
— Вы, в свою очередь позволите мне иногда приходить сюда. А если вдруг вам что-то понадобится, то можете ко мне обратиться.
— О'кэй, — я села поудобнее, — только знаете, что? Давайте все-таки перейдем на «ты». Или вам мешает викторианское воспитание?
Кингсли посмотрел на меня так, словно сомневался, в своем ли я уме.
— Вы историю в школе изучали?
— А как же. А причем здесь история?
— Не причем. Мне все ясно, — он подошел к окну и повернулся ко мне, — хорошо, перейдем на «ты».
— Очень хорошо. Тогда может быть, ты все же воспользуешься дверью? Поверь, это очень просто.
Сдавленно фыркнув, он отозвался:
— В следующий раз. Не хочется пугать твоих соседок.
Я развела руками. Об этом я, конечно, не подумала. Правильно, раз уж ты вошел в окно, то и выходи через него. А то будет как-то нелогично.
— Тогда, до свидания.
— Пока, — помахав ему рукой вслед, я встала и закрыла окно.
Все-таки, мне бы хотелось быть уверенной, что я сумею спокойно выспаться. Всевозможных потрясений на сегодня довольно.
КОНЕЦ