Тридцатая застава
Шрифт:
Радостно вздохнул порядком перетрусивший Адам, когда наконец очутился в городе. Он действительно зашел в аптеку, заказал лекарство и, чтобы окончательно запутать следы, начал бродить по улицам.
Но этого уже не видели пограничники — они спокойно отдыхали после почти двухсуточного преследования. Все дальнейшие события развивались под наблюдением чекистов местного отделения НКВД. На заставах лишь кое-что узнали через неделю, когда Стручковский на обратном пути у Збруча был ранен и задержан.
Кузнецов, конечно, знал все подробности похождений агента, и это внесло некоторую ясность
Таратута в Збручск не вернулся, а через несколько дней на ближайшей от Казатина станции появился новый буфетчик Григорий Герцис.
Старший диспетчер Ярченко остался из прежнем месте…
Задержанного допрашивал Кузнецов в присутствии начальника УНКВД. Стручковский упорно держался своей легенды:
— Шел в аптеку… Лекарства нужны… Для больного батька…
— Где проживаете?
— В селе Невирцы, что на Збруче.
— Сколько нам известно, вы там не проживаете и не проживали, — Кузнецов повертел в руках бумажку, будто там было подтверждение местных властей.
— Простите, паны-командиры, я забыл сказать, что живу в правобережной части, в польской, а батько в левобережной, — выкручивался Адам, — В Польше трудно достать лекарства, вот и пошел на такой риск…
— А зачем вам понадобился парикмахер Таратута?
— Парикмахер? — удивился Стручковскнй, — Фамилии его не знаю, просто зашел побриться, пока готовили лекарство.
— С кем вы встречались в Подлесном? — вмешался начальник УНКВД — Вы узнаете этих людей, себя?
Он показал снимок.
— Это какое-то недоразумение… В Подлесном никогда не был, никого там не знаю…
— Что вы передали в Подлесном диспетчеру Ярченко и Таратуте? Кто вас послал? — продолжал допрос Кузнецов. — Откровенное признание смягчит вашу вину.
Нарушитель помрачнел, но упрямо стоял на своем. Только защитная маска наивного селюка в его поведении начала таять.
— Что ж, дадим вам возможность подумать, а тем временем и с вашим батькой познакомимся…
Поняв, что дальше притворяться бессмысленно. Адам побледнел: такого хода он меньше всего ожидал.
— Хорошо… Буду говорить правду… — На этот раз он совершенно отбросил маску наивного селюка и заговорил на чистом, немного книжном русском языке. — Меня действительно послали. В Ольховом, у помещика Фишера, живет некий немецкий майор, кажется, Шмитц его фамилия. Познакомился я с ним недавно в Тернополе. Он и попросил передать Таратуте какие-то инструкции, может быть, и шифры. Конечно, за приличное вознаграждение. Вот я и согласился по легкомыслию. Знаете, жизнь дорожает, а заработки при наших польских порядках низкие…
Эту легенду он сочинил без ведома шефа на крайний случай.
— Откуда вы знаете Таратуту? Кто здесь еще на связи у этого Шмитца?
— С Таратутой я знаком давно, он обучал нас лыжному спорту. Потому я и встрял в такое дело. А о связях немца мне ничего не известно…
— Хорошо.
И потекли на границе дни ожидания. Все понимали: не дождавшись своего ходока, противник снова попытается связаться с резидентом.
Неподвижный наряд у «белокурых подружек» — так назвали пограничники группу березок: они в самом деле походили на пригорюнившихся девушек в ожидании милых — возглавил повар Денисенко.
«Пожалует сегодня гость или нет?» — думали пограничники. напряженно всматриваясь в еле заметные в сплошном тумане кусты на сопредельной стороне. Туман густел, и Великжанов зябко ежился, натягивая плащ на взмокшие колени. Привычные очертания знакомых предметов словно таяли и постепенно расплывались в молочной мгле. Только по звукам можно предполагать, что делается на границе. Но туман и звуки скрадывает.
— Туман до костей добирается, — прошептал Кирилл. — Да и не видно ничего. Не лучше ли выбраться на бугор? Виднее будет…
Подумав, Денисенко согласился — ведь это почти рядом — и, подав знак Великжанову, бесшумно двинулся вправо. Вот и бугор. Здесь действительно было виднее. Но впадина с березами по-прежнему тонула в темно-серой мгле.
В ту ночь на поверку вышли старшина Тимощенко и проводник служебной собаки Селиверстов. Перед рассветом они прибыли к месту, где положено быть наряду Павла. Но, как ни всматривались, никаких признаков присутствия люден не обнаружили.
— Странно. А пусти-ка Рекса, пусть хорошенько тропку обнюхает, — приказал Тимощенко, но и собака ничего не обнаружила. — Случай небывалый… Придется нам охранять сектор до утра…
Сотни предположений рождались в голове старшины, одно страшнее другого. Ребята проверенные, надежные. Может, внезапное нападение бандитов? А может, пошли на преследование? В таком тумане все может случиться…
Откуда-то выпорхнул предутренний ветерок, заколыхался туман над рекой, начал расползаться, образуя кое-где просветы. В одном из них Селиверстов заметил промелькнувшую тень. Потом вырисовалась фигура человека, осторожно ступающего через речку. Учуяв неладное, Рекс вздрогнул, сжался в комок, готовясь к прыжку.
— Придержи… — шепнул Тимощенко, заметив волнение собаки, и привычным движением поставил затвор винтовки на боевой взвод. Селиверстов достал из кобуры револьвер.
То теряясь в еще не рассеявшемся тумане, то изредка выделяясь в серой мгле, темная фигура пробиралась между кустами к подножию холма. Старшина пополз к реке, чтобы отрезать путь к отступлению. Он был уже почти у кромки воды, когда неизвестный, должно быть, что-то заметил впереди и огромными прыжками бросился обратно к реке. Отпущенный Селиверстовым Рекс в несколько прыжков настиг бегущего и повалил его на землю. Одновременно к задержанному подбежали Денисенко и старшина.