Триггеры
Шрифт:
Сьюзан кивнула; звонок занял не больше минуты. Когда она закончила, Сет жестом попросил снова показать ему надпись.
— Что вы можете сказать об этих цифрах — 4-2-4-7-4 ? — спросил он.
— Сорок две тысячи четыреста семьдесят четыре, — сказала Сьюзан. — Для вас это число ничего не значит?
— Нет.
— Какой-нибудь указатель? Может, ваш старый почтовый индекс или что-то такое? — она вытащила свой «блэкберри» и зашла на сайт Почты США. — Нет, такого индекса не существует. Ладно, тогда, может быть, первая четвёрка — это вообще не цифра. Может быть, этот самый…
— Предлог [34] , —
— Точно. Возможно он говорил «метил на 2-4-7-4».
— Ну, и 2-4-7-4 мне ничего не говорит. Но если последнее «4» тоже предлог — «метил на 2-4-7 для эхо» — то, возможно, это время. Ну, знаете — 2:47.
— Но тогда бы вы сказали «два сорок семь». К тому же, покушение было утром.
— А что насчёт 24/7 — то есть, семь дней в неделю?
— Он сказал «два четыре», а не «двадцать четыре».
Сет нахмурился.
34
Англ. four (4) и for (многозначный предлог) произносятся одинаково.
— А что там про эхо?
— Вот это вот странно. Данбери стрелял в вас из Мемориала Линкольна. Со всем этим мрамором вокруг там будет сильное эхо вне зависимости от времени стрельбы.
— «Эхо», — сказал Сет. — Предположим, что это не слово, а буква фонетического алфавита. Ну, вы знаете — альфа, браво, э-э…
— Чарли, — подсказала Сьюзан, — дельта, эхо.
— Точно. Так может быть это просто означает что-нибудь, что начинается на Э?
— Экстерминация? — предположила Сьюзан. — Эвакуация? Эвтаназия?
Сердце Сета вдруг заколотилось — это было больно до чёртиков.
— Боже, — сказал он.
— Что?
— Два-четыре-семь. В сумме это будет тринадцать.
— Да. И что?
Он помедлил. Правда ли он хочет открыть тайну кода-13 агенту Секретной Службы? Но, конечно, в наше время RSA-шифрования уже никто кроме школьников не станет возиться с простыми подстановочными шифрами. Он объяснил, как работает его шифр и уговорил её записать в блокноте таблицу соответствий, чтобы она поняла, что он имеет ввиду.
— Вот, — сказал он, когда она закончила. — Шифровальная таблица для ключа два-четыре-семь.
Сьюзан посмотрела на него, как на безумца. Сет глубокомысленно кивнул.
— Да, меня называли чокнутым в университете.
Она улыбнулась.
— Не сомневаюсь, сэр.
Глава 34
Выйдя из лаборатории профессора Сингха, Иван Тарасов намеревался просто отработать день, пытаясь не думать ни о чём, кроме своих обязанностей охранника в больнице. Он делал эту работу хорошо, и ему нравилась её рутинная повторяемость: в это время пройди по этому коридору, проверь, что двери
И вот он здесь. Иван заметил, как в его сторону идёт Джош Латимер. Его вид, даже с расстояния, немедленно вызвал поток воспоминаний Доры, включая тот странный звонок больше года назад, когда он позвонил ей — он отсюда, из Вашингтона, ей в Лондон, отец, пропустивший все её школьные пьесы, и её переезд в Англию, и свадьбу, и похороны матери, позвонил, чтобы убедиться, что отыскал правильную Дору, удостоверился, что её девичья фамилия Латимер, что она родилась в Мэриленде, что её день рождения 6 августа и потом, проверив всё это, объяснил, что он её давно пропавший отец и нельзя ли ему приехать, чтобы встретиться лично. И в маленьком ресторане на Пикадилли-сёркус, после того, как они попытались уместить три десятилетия жизни в час разговора, он сказал ей, зачем он её искал и что ему от неё нужно.
Также были и воспоминания о том, что было после того, как они расстались. О том, как она разговаривала со своим доктором, со своей лучшей подругой Мэнди, со своим духовником, и как она в конце концов решила, что должна это сделать; она не может его отвергнуть.
Латимер был одет в зелёный больничный халат и джинсы. Под взглядом Ивана он повернулся и вошёл в палату. Маршрут Ивана пролегал мимо этой палаты, и он внезапно обнаружил, что толкает дверь, входит и закрывает дверь за собой.
Латимер сидел на стуле рядом со своей кроватью. За окном через улицу было видно здание общежития имени Жаклин Кеннеди Онассис Университета Джорджа Вашингтона. Латимер вскинул голову, явно удивлённый появлению в палате охранника.
Иван почувствовал, как у него закипает кровь; один лишь вид Латимера приводил его в ярость.
— Как вы могли? — спросил он.
Латимер нахмурился.
— Что?
— После того, что вы сделали с Дорой, как вы могли просить её о таком — чтобы позволила себя разрезать и отдала вам часть собственного тела. Как вы могли?
Латимер нашарил на стоящем рядом столике очки, развернул их и надел.
— Я вас не знаю, — сказал он. — А вы не знаете меня. Мою память читает женщина — медсестра. Дженис чего-то-там.
— Фалькони, — сказал Иван, кивнув; он знал по именам всех здешних врачей и медсестёр. — Я вас не читаю. Я читаю вашу дочь Дору.
Латимер ничего не сказал.
— Вы думаете, что она не может этого помнить — потому что если бы помнила, то никогда не согласилась бы вам помочь. И она, возможно, и правда не помнит. Зато помню я.
— Я не знаю, о чём вы говорите, — сказал Латимер.
Это разозлило Ивана ещё больше.
— Не лгите мне, — сказал он, подходя ближе. — Не смейте мне лгать.
— Что вы собираетесь сделать? — спросил Латимер.
— Я собираюсь рассказать Доре, — сказал Иван. — Она заслуживает того, чтобы знать.
— Вы не можете, — сказал Латимер, вставая.
— Да? — Иван повернулся к выходу, и…
Звук, движение, рывок…
И Латимер выхватил пистолет у него из кобуры. Иван крутанулся назад и увидел дуло, направленное ему в грудь.