Тригинта. Меч Токугавы
Шрифт:
Убив Маху, я запретила себе думать. Сосредоточилась на дыхании: вдох-выдох. На ходьбе: одна нога, затем - другая. На сглатывании слюны, на потных подмышках, трении белья о кожу, шуршании гальки под ногами, бликах на воде, криках чаек, шуме ветра… Что угодно, только бы не думать. Не вспоминать, не прокручивать раз за разом навеки въевшийся в память ролик: мутные, полные боли глаза, желтая тягучая слюна из искореженной пасти и низкий, не стихающий ни на секунду вой.
Встав, плеснула в лицо воды, напилась,
Не думать. Делать. И поменьше спать. Вообще не спать…
В трейлере нашлась одежда. Я выбрала широкую цветастую юбку, рубаху с ракушечным орнаментом по вороту и рукавам и сандалии на ремешках. Оделась. Рубаху поверх юбки подвязала синим пояском, причесалась пластиковой оранжевой расческой с несколькими сломанными зубцами, пальцем почистила зубы - чужую щетку, с потемневшей, разлезшейся в стороны щетиной, брать не хотелось…
Поискала, куда бы спрятать Бич, и, в конце концов, замотав его в свои старые тряпки, сунула под кровать.
Толкнула дверь и вышла под теплое бархатное небо. В лицо пахнуло дымно-соленым, с привкусом горькой полыни, ветром.
На пляже собралось довольно много народу. Одни стояли группками, болтали и смеялись, другие сидели прямо на гальке и раскачивались под мелодию, слышную только им, третьи учиняли какие-то дикие, ломаные, но при этом очень ритмичные пляски вокруг огромного костра.
Попыталась найти взглядом Омара, но не смогла. Уж очень много здесь таких парней: татуировки, серьги, фенечки на запястьях и шее, замысловато выбритые черепа и лица… Даун-шифтеры. Дети цветов. Почти у всех - сигаретки с марихуаной и золотистые банки с энергетиком. Наверное, той самой «Амритой».
Я уселась на песок неподалеку от костра и расслабилась. Почему-то казалось, что здесь, среди этой легкой, дружелюбной толпы, я смогу забыться. Если я стану такой же… Если мне удасться стать одной из них. Просто быть. Наслаждаться теплым морем, марихуаной, найти дружка на ночь, чтобы снять напряжение, чтобы не заснуть…
– Привет! Можно присесть?
Одета не так небрежно, как другие: узкие, бледно-голубые джинсы, явно брэндовые; топик на лямочках, открывающий загорелые плечи, сквозь натянутую ткань проступают соски. Волосы платиновой белизны, коротко, по-мальчиковому остриженные. Ясные глаза, чистая нежная кожа.
– Пляж большой…
– Ты меня прогоняешь?
– Ну что ты, садись, конечно. Мне не жалко.
– Я Ананке
– Судьба?
– Да. Судьба. Но ты можешь звать меня Анна. А ты?
– А я - никто.
– Как Никт, богиня ночи?
– Как некто, о ком лучше поскорее забыть.
Она рассмеялась. Смех был серебряный, как колокольчик, и чистый, как вода в горном ручье.
Я дернула плечом. Пусть думает, что хочет...
– Сюда многие приходят, чтобы забыть. Угощайся!
– Анна протягивает мне золотистую банку.
– Спасибо.
Похоже на густой и сладкий манговый сок. Чувствуется немного
– Как тебе?
– пытливый взгляд Анны не отрывается от моего лица.
– Неплохо. Только слишком сладко.
– Это пройдет.
– она садится рядом. Теплая коленка из разодранной штанины касается моего локтя, но убирать руку не хочется.
– Ты привыкнешь.
Анна не похожа на остальных. Осмысленный взгляд, прямая осанка… Другие - все, без исключения - отличаются особой расслабленностью существ, которым некуда спешить, не о чем беспокоиться. Ни сегодня, ни завтра… Никогда. Бессмысленные улыбки, плавные движения - будто все, до единого, под кайфом. Все, кроме девчонки рядом со мной.
– Посмотри на них… - она кивает острым подбородком в направлении фигур, ломающихся под неслышную музыку.
– Кого они тебе напоминают?
– Растения. Колышущиеся в теплом течении водоросли.
– Как интересно… А мне - детей. Ты когда-нибудь видела, как играют малыши в детском саду? Это очень потешно - то, с каким серьезным видом они лепят куличики из песка. Такие крохи!
Достав из кармашка джинсов узкую самокрутку, она прикуривает от золотой зажигалки, затягивается, прикрыв глаза, и, изящно выпустив дым из ноздрей, передает косячок мне.
Здесь, на пляже, не было ни одного предмета дороже двадцати баксов, кроме сверкающего хромом и стеклом автомата, из которого брали Амриту. Мне показалось, что зажигалка Анны, да и она сама - сродни этому автомату.
Дым сладковатый, всё с тем же привкусом манго и корицы. Странная трава… После первой затяжки голову повело, а в животе начал расправляться комок скользких, спутанных, утыканных рыболовными крючками внутренностей. Я затянулась еще раз. Глубоко, до самого донца, вдохнув горячий дым.
Возможно, это неплохая мысль: стать такой же, как они. Присоединиться к стаду. Раствориться в его легкой беспечности, радоваться каждому новому дню - просто потому, что солнце взошло; Парить на бирюзовых волнах. Раскинув руки, подставлять кожу ветру…
– Этот напиток для них - всё.
– прервала мои мысли Анна.
– Сейчас его достаточно, и они с радостью готовы делиться с любым. Но представь, что будет, если его станет меньше? Исчезающе мало. Тогда младенцы начнут драться за то, чтобы получить еще глоток.
– Это что, какой-то наркотик?
Я прислушалась к себе: ничего, кроме легкой эйфории от марихуаны, не ощущалось…
– Здесь всё - наркотик.
– усмехнулась она.
– Море, этот пустынный берег. Изо дня в день ничего не меняется, ничего не происходит… Только солнце, волны, бессмысленный и беспорядочный секс, танцы… Я им даже завидую, где-то.
Я чуть не рассмеялась. Эта девочка - такая молоденькая, такая невинная, с персиковым детским пушком на щечках, с аккуратной, до миллиметра выверенной челочкой, волосок к волоску уложенной на гладком лобике… Что она может знать о настоящей зависти? Лютой, сжимающей горло, зависти к чужому счастью?