Трикстер, Гермес, Джокер
Шрифт:
— А когда они найдут машину с дочерью, их души рассядутся по своим местам и нагими поедут по пустынной дороге — Любовники Фортуны вне закона — и будут ехать так, пока не сядет луна. Они будут говорить друг с другом, если это позволит им лучше соприкоснуться. Все остальное время они будут молчать, стараясь представить друг друга и то, что принесет им наступающее утро.
— Мы представим все, что угодно, — подтвердил Дэниел.
— Что угодно.
— Ты сама — Фортуна.
— Меня зовут Дженнифер Рейн, Сюзанна
Дэниел рассмеялся в одеяло.
— Господа, вы собрали всю одежду? Дух может отправляться на поиски машины?
— Я возьму шляпу и туфли. Платье пусть остается там, где упало.
Их общий дух медленно поплыл в сторону дороги. Там Дженни молча сложила одеяло, а Дэниел выжал свои кожаные штаны и забросил их под переднее сиденье вместе с рогом для пороха. Сумку с Алмазом он положил в ногах. Дженни проскользнула за руль и завела машину. Оба они были обнажены, кожа блестела от дождя. Дэниел оглянулся на Мию. Она лежала с открытыми глазами, обращенными внутрь себя.
— Дженни, Мия в трансе.
Не отводя глаз от дороги, Дженни кивнула.
— Я знаю. Она ищет что-то, чего я не могу понять. Даже у воображаемых дочерей своя жизнь.
Дэниел не ответил.
Дженни повернулась к нему:
— Ты знаешь, что она делает, куда она идет?
— Нет. Даже не представляю. Но могу попробовать догнать ее, если хочешь.
Дженни секунду подумала:
— Если хочешь.
Дэниел представил, как погружается в разум Мии — и вдруг ощутил опасность. Сначала она была неясной и бесформенной, но попытавшись придать ей форму, Дэниел увидел чье-то лицо. Он сконцентрировался сильнее и разобрал черты лица. Вольта. Дэниел был ошеломлен.
— Скажи, — сказала Дженни. — Я хочу знать.
— Я увидел лицо человека по имени Вольта. Вы знакомы?
— Нет.
— Я знаком с ним очень близко. Когда я был в коме, он вошел в мое сознание. Вероятно, он пытается снова сделать это через Мию, раз уж у нас теперь общее воображение. Может, дело только во мне — я попытался защитить Мию и вспомнил, как это было со мной. Но увидев его, я почувствовал опасность, и она была реальной. Ты тоже ее чувствуешь?
— Нет, — ответила Дженни, — но я чувствую ее через тебя.
— И не напрасно.
— Я догадываюсь, что это секрет, — начала Дженни ровным голосом, — но мне хотелось бы знать, что у тебя в мешке?
— Я не могу рассказать тебе. Это подвергнет тебя ненужной опасности.
— Я ценю твою заботу, но мы и так каждую секунду в смертельной опасности — и разве не это делает жизнь интересной?
Со всей прямотой, на которую был способен, Дэниел сказал:
— Дженни, я люблю тебя.
— Ох, — Дженни рассмеялась, но это было похоже на стон. — Какие речи. Но Дэниел, не забывай любить и нас, любить то,
Они проехали молча миль семьдесят, пока Дженни не притормозила, улыбнувшись и изогнув бровь:
— Еще?
Дэниел вздохнул:
— Дженни, я должен предупредить тебя, что в прошлом — я имею в виду свое небогатое сексуальное прошлое — мне ни разу не удавалось испытать оргазм дважды с одной и той же женщиной.
— Нельзя войти в одну реку дважды, — согласилась Дженни, сворачивая с дороги.
— Кажется, я не понимаю.
— Я меняюсь. Ты тоже меняешься. Все меняется. Так к чему бояться, что ничто не останется прежним? Оно и не должно. Хотя надо сойти с ума, чтобы понять, как это прекрасно.
— Женщина по имени Шармэн говорила, что я любил себя больше, чем всех этих женщин.
Дженни открыла дверь и, обнаженная, вышла из машины. Теплый дождь перешел в морось. Дженни взяла с заднего сиденья одеяло и тоном коварной искусительницы обратилась к Дэниелу:
— Идемте, мореход. Пора перейти реку. Ставлю твою любовь против пятидесяти тысяч долларов, что вместе мы сможем войти в эту реку дважды. Вдвоем.
Любовь восторжествовала и увела их с собой. Далеко-далеко.
Так далеко, что Дэниел осознал: он в опасности. Когда они вернулись к «поршу», Дэниел приподнял мешочек с Алмазом. Не изменившись в размере, Алмаз стал тяжелей вчетверо.
Следующие сорок миль они ехали молча. Дэниел откинулся назад, пытаясь представить, что происходит с Алмазом. Он боялся взглянуть на него, боялся попросить Дженни остановиться, чтобы уйти в солончаки и там в одиночестве посмотреть на Алмаз. Он чувствовал, что там увидит: Алмаз готовится раскрыться. Быстро, с уверенной радостью, Дэниел понял, как быть с Алмазом и Дженни.
Разум, вспомнил Дэниел, есть все и ничто.
Разум — каньон с вертикальными стенами.
Дэниел стиснул голое плечо Дженни. Она повернулась, вопросительно улыбаясь. Дэниел указал на обочину дороги.
— Еще? — спросила она, за насмешливостью скрывая восторг.
— Я хочу жениться на тебе. Здесь и сейчас.
Дженни уже сворачивала с дороги.
Когда они съехали вниз и остановились, Дэниел сказал:
— Ты придумала нам подвенечный наряд, а я позабочусь о кольце.
Обнаженные, они пошли по заросшей полынью степи. Дженни несла под мышкой сложенное одеяло, на плече у Дэниела была сумка, свободными руками они обнимали друг друга за талию. Они нашли среди кустов гладкий участок земли. Облака рассеялись, клубящийся туман стал еще ярче в лунном свете. Дженни расстелила влажное шелковое одеяло, разгладила его руками. Шрам у основания позвоночника мерцал в лунном свете. Дэниел опустился на колени и поцеловал его, возбужденный и испуганный его жаром.
Чувствуя, как к глазам подкатывают слезы, Дженни повернулась к нему: