Трикстер, Гермес, Джокер

Додж Джим

Этой истории Дэниел раньше не слышал, так что трудно было определить, сочиняет Бобби или нет.

— Может, тогда нам лучше вообще не играть? Я просто отдам вам десять кусков, и мы отложим это дело еще на год?

— И это было бы умней всего, — хихикнул Бобби, — но надо же и нам поразвлекаться. Я не играл в палочки уже лет пятнадцать, так что с удовольствием сыграю. Здесь или пойдем в комнату?

— В комнату? — изобразил недоумение Дэниел. — Бобби, это индейская игра. В нее играют на свежем воздухе. Нагишом. Мы пойдем на пляж. Кто первым дойдет до сотни, тот победил.

Бобби

это явно не понравилось. Он медленно помигал, снял свою руку с плеча Дэниела и скрестил руки на груди:

— Думаю, камни ты уже припас?

— Они у меня в кармане.

Бобби взглянул на часы, потом на свою горничную, продефилировавшую неподалеку:

— Сейчас девять тридцать. Встретимся здесь в полночь. Надо пересчитать деньги, смыть запах табака, перекусить…

— Отлично, — сказал Дэниел. — В полночь — то, что надо. Сам хотел предложить.

Дэниел и Бобби, сняв одежду, встретились на берегу возле самого прибоя, на мокром песке, фосфорически поблескивающем в лунном свете.

— Итак, на что мы играем, — уточнил Дэниел. — Если я выиграю, я свободен; если я проиграю, я остаюсь и плачу десять тысяч за удовольствие поиграть с вами.

— Все верно.

— Я бы предложил чуть-чуть изменить правила.

— Откуда же мне знать, что еще ты придумал. Лучше скажи.

— Я объясню, в чем дело. Все, что я могу выиграть сейчас, — это уход от вас, и это притом, что вы отличный товарищ, превосходный учитель и лучший игрок из всех, кого я видел за свою недолгую карьеру — включая Гвидо. Я предлагаю дополнительное пари еще на десять тысяч: так я смогу выиграть еще что-то, кроме возможности ухода. А в случае проигрыша я отдам вам все деньги, что у меня есть.

— Тебе их девать некуда? Ничего, мне пригодятся.

В ста ярдах от них с шумом разбилась о берег волна. Бобби покосился на нее.

— Это хорошо, что вы заключили сделку с океаном, — заметил Дэниел.

— Так что, будем болтать или играть?

— Играть.

Дэниел спрятал руки за спину и начал быстро перекладывать камешки из одной руки в другую:

— Поскольку вы чемпион, я позволю себе начать.

Он мешал камешки до тех пор, пока сам не запутался, где какой, потом вытянул вперед кулаки.

Вместо того, чтобы выбрать, Бобби вдруг задрал лицо к небу и начал ритмично и монотонно:

— Хья-я-йе-ах-йах…

— Эй, — оборвал его Дэниел, — это еще что?

Бобби прервал песнопение и с удивлением взглянул на Дэниела:

— Это моя игровая песнь. Это же самый важный момент в игре в палочки. Открывает все чакры и перемешивает твое поле с полем противника. Ты думаешь, что сам не знаешь, в какой руке какой камешек — но я-то знаю!

Бобби ударил по левому кулаку:

— Черный.

Дэниел разжал руку. Внутри был черный камешек.

— Один-ноль в пользу старика, — просиял Бобби, забирая у Дэниела камешки.

Разгром был полный. Дэниел выиграл у Бобби со счетом сорок семь — сто. На счете сорок четыре — восемьдесят Бобби простонал — это было, пожалуй, худшее нытье, какое он себе мог позволить: «Ты разошелся круче дешевого пистолета, а я остыл хуже, чем пингвинья задница».

Не

способствовал концентрации Бобби и небольшой отвлекающий момент, которого следовало ожидать — а именно, то, что спустя пять минут после полуночи, когда волна подошла вплотную и обрызгала их по щиколотку, у Дэниела началась эрекция — он сам не замечал ее до тех пор, пока Бобби не сказал:

— Слушай, а может, ты уберешь уже эту штуку?

— Да здравствует естественность! — отпарировал Дэниел. — Может, именно она приносит удачу?

Но воистину ускорило процесс другое. Дэниел заметил, что когда он сосредотачивается не на, но сквозь, он чувствует черный камешек в кулаке Бобби. Это всегда был именно черный, хотя время от времени он показывал на вторую руку и говорил «белый», чтобы Бобби ничего не заподозрил.

Дэниел не понимал, как он это чувствует, но отчего-то не удивлялся. Бешеный Билл хорошо вбил ему в голову, что в мире существует много того, что нельзя воспринять умом. Примерно об этом же сказал и Бобби, отсчитав сотню стодолларовых купюр и вручив их Дэниелу: «То, сколько ты проиграл, можно выяснить с помощью простой арифметики. Но о том, как сильно ты попал, знает только твоя собственная задница».

ЗАПИСЬ

телефонный разговор Вольты и Бобби

БОББИ: Это Роберт. Звоню, чтобы сообщить, что Дэниел готов идти дальше. Побил меня в палочки с первой попытки. Просто размазал.

ВОЛЬТА: Что-то быстро. Стареешь, теряешь квалификацию.

БОББИ: Ты был прав — он силен. Он еще покажет себя. Выдержки, конечно, никакой, питает слабость к большим кушам и киданию понтов, но что-то в нем есть, если ты понимаешь, о чем я. Даже если он сам этого не осознает.

ВОЛЬТА: Есть идеи по поводу его будущего?

БОББИ: Сложно сказать про будущее — тут с настоящим-то не разберешься. К тому же Дэниела поди пойми. У него есть азартная жилка, но нет страсти к дороге — он горит желанием жить, а не играть, хотя тут попробуй их различи… Никак я в толк не возьму: такая беспокойная душа — и никакого стремления к странствию.

ВОЛЬТА: Может, у него нет вкуса и к игре? И он не признается в этом даже себе.

БОББИ (подумав): Не знаю. То ли он невероятно способный ученик, то ли у него есть какое-то чутье, но за восемнадцать месяцев он стал одним из лучших игроков, а начинал с нуля. Он может признавать это или нет, но это факт. И чем больше ставка, тем лучше он играет.

ВОЛЬТА: Он не проявлял интереса к чему-нибудь?

БОББИ: Он упомянул, что игра требует слишком большой концентрации. Он хотел бы, скажем так, распустить крылья. Может, отправить его обратно в горы? Он говорил, что скучает по ним. Или поучиться корабельному делу?

ВОЛЬТА: Для него — слишком легкая задачка.

БОББИ: Тогда не знаю. Да, пока я на старости лет не забыл — он просил передать тебе, что видел сон и хотел бы поговорить.

ВОЛЬТА: Скажи ему, что поговорим позже, если только это не срочные новости, касающиеся его матери.