Трилогия: Небо Титана, Небо Земли, Небо над моим домом
Шрифт:
— Исходя из теории Демона Лапласса, — начал рассуждать я, — случайностей вообще не бывает. Всем правят причинно-следственные связи. Падению гайки предшествует сила броска, гравитация, трение и еще куча факторов.
— Значит, что бы гайки упали так, как надо им, они должны заложить в тебя параметры броска? — спросил Мингли.
— Выходит, что так, — ответил я, — но это вне физики нашего мира.
— А если они не из нашего мира? — предположил Мингли.
— Тогда и нет смысла рассуждать, — вмешался Жорж, — чего толку гадать?
— Гадать толку нет,
Компас не подвел. В свете фар мы увидели ее.
Выходить на улицу ни у кого желания не было. Вышел только Саид. Я развернул буровую так, чтобы светить ему в спину, пока он делал в очередной раз съемку Сферы. Он прошелся по трем своим реперным точкам, а мы ехали следом.
После в кабине археолог сразу сравнил размеры. Удивился ли я, когда мы увидели увеличение радиуса Сферы на пять сантиметров? Даже не знаю. После всего, что произошло, как можно удивляться? Нет, я не удивился, но теперь в наши условия задачи попала еще одна переменная. А сама задача звучала так — что тут происходит? Кто такой Луч? Что такое Сфера? Вместо последовательного приближения к ответам, мы отдалялись от них из-за ввода новых данных.
— Можно сказать одно, — произнес Жорж, — если она не сжимается, значит черной дырой ей не стать. Это хорошая новость.
— Мы не знаем, почему она увеличилась, — сказал я, — может, есть какие-то циклы. Сейчас она увеличилась на пять сантиметров, а завтра сожмется на метр.
* * *
До моря мы добрались за два с половиной часа. За двадцать минут до прибытия я начал волноваться — вдруг Саид ошибся с выставлением маршрута относительно нашего компаса. Не знаю, откуда пришла эта фобия потеряться на ледяных пустошах Титана, ведь в первые ночные поездки я ее не ощущал.
Я стоял на берегу. Поверхность из жидкого метана, которую в энциклопедиях описывали гладкой как зеркало, сейчас колыхалась, а волны накатывались на каменистую сушу, едва не доходя до моих ботинок. Я вслушивался в шум морского прибоя и ударов дождя. Низкие звуки шороха, шипения и треска доносились со всех сторон. Увидеть бы море днем… А сейчас оставалось довольствоваться малым — тем сектором видимости, который попадал в зону налобного фонаря.
Сзади подошел Саид.
— Надо лагерь ставить, — сказал он, — мы там со Стивом вытащили все из кузова.
* * *
— На Земле жизнь вышла из воды, — сказал Жорж, раскладывая стол в центре нового шатра, — я думаю, что основная масса жизни расположена именно в морях Титана. Это не считая бактерий в слоях грунта.
— Почему на поверхности мы еще никого не встретили? — спросил я, расставляя консервы возле стены.
— Сложно сказать, — ответил Жорж, — но если сравнивать Титан с нашими земными ледяными или песчаными пустынями, то картина схожая. У нас тоже мало кого ты там встретишь на поверхности.
— В такой густой атмосфере было
— Но это не значит, что их нет совсем, — парировал биолог.
В шатер зашел Саид с двумя десятилитровыми бутылками воды под мышками.
— Мингли почти закончил с батискафом. Ждет вас на улице, — сказал археолог.
Мы подключились к общему чату. Погружаться в море буду, конечно же, я, ведь никто, кроме меня, не умеет так управляться с этой замечательной подлодкой, и, естественно, Жорж. Жорж будет управлять манипулятором, которым он соберет образцы, возможно, жизни, возможно, еще чего, представляющего интерес для астробиологии.
Глава 20. Погружение
Стеклянный купол нашего уже спущенного на «воду» двухместного батискафа выглядел не очень надежно. Но это лишь на первый взгляд. На самом деле он выдерживал давление на глубине до трех километров. Нам же предстояло погрузиться не более чем на двести метров.
Мы сидели внутри. Я за штурвалом, а Жорж за пультом управления «клешней». Сидели в скафандрах. Я зажег свет над головами и уже с трудом видел сквозь свое отражение в стекле стоящих на берегу Мингли, Стива и Саида.
— Погружайтесь, — скомандовал капитан в чат.
После того, как мы оказались ниже уровня моря, я включил прожектор на полную мощность и развернул батискаф. Гидролокатор показывал, что до дна четыре метра, но чем дальше мы отплывали от берега, тем становилось глубже.
— Ну как ощущение? — спросил Мингли.
— Завораживающе, — ответил Жорж.
Погружались под углом тридцать градусов. Плыли медленно — со скоростью три узла. Глубина десять метров.
— Все самое интересное должно быть на дне, — сказал Жорж.
Глаза его горели от восторга. Я подумал, что в этот момент он позабыл обо всех проблемах, даже о скорой смерти.
Губина тридцать метров. Мингли пытался что-то сказать нам, но из-за слабого сигнала мы слышали лишь обрывки фраз.
— Все, — сказал я капитану, — не ловит, не слышно тебя.
Рация замолчала. На экране радара появился резкий обрыв. Я остановил батискаф.
— Давай вертикально вниз? — предложил я.
— Да, — ответил Жорж, — только повернись к откосу.
Погружались по отвесной линии вдоль скалистой стены, уходящей в бесконечную черную пропасть. На самом же деле пропасть имела дно, и дно это было на глубине двухсот пятидесяти пяти метров, если верить показаниям радара.
— Вот и новое открытие, — сказал я, — ранее предполагалось, что море Кракена не такое глубокое.
— Да, а еще никто не исключает наличия впадин.
Внезапно в свете прожектора, направленного на скалистый откос, промелькнул столб из пузырей.
— Видел?! — возбужденно, чуть ли не вскрикнув, сказал биолог.
— Да, — ответил я, — вот еще.
Пузыри снова пролетели перед нами. Мы остановились на глубине сорока семи метров возле полуметровой трещины в скале, откуда периодически выбрасывался какой-то газ.