Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas
Шрифт:
— Это всё сонное зелье, — нежно коснулась его плеча Гермиона, пытаясь осторожно уложить его обратно на кровать. — Все эти странные сновидения из-за него…
— Наверное… — он лег. — Где Гарри?
— Он придет, — успокоила она, не успев больше ничего ни сказать, ни спросить — он уже спал. Она села рядом, положила на него руку и начала ждать Гарри. Это ожидание оказалось куда продолжительнее, чем она думала.
Заклинания и кочерга сделали свое дело: огонь в камине пылал во всю мочь, однако Джинни все равно не могла согреться. Она сидела и рассматривала свои руки: с синими и красными следами от ногтей, черными подтеками от чернил дневника. Она не помнила, как
В, конце концов, она залезла в душ. Он не смыл с нее чернила, однако, она, хотя бы, почувствовала себя лучше — её перестало трясти и колотить. Натянув ночную рубашку и завернувшись в мантию, она отправилась в гостиную дожидаться Гермионы. Она хотела рассказать ей обо всем, что произошло — уж та бы точно подсказала, что теперь нужно делать. А впрочем, какая разница — просто Джинни поняла, что не выживет, если сию же секунду не расскажет обо всем хоть кому-нибудь.
Шло время, а Гермиона не возвращалась в гриффиндорскую башню, и у Джинни уже начали мелькать мысли, не отправиться ли ей самой в лазарет, хотя мысль, что ей придется увидеться с Драко, почему-то пугала ее. И еще — она так замерзла, так устала… она снова задрожала и обняла себя руками.
Я должна была понять, что не стоит бороться с тобой, Том. Ты всегда побеждаешь.
Она услышала его тихий голос в шепотке ветра за окном, в потрескивании огня — уничтожив дневник, она не уничтожила Тома внутри себя, в своем разуме — он теперь никогда не покинет ее…
«Ты ко мне…»
Негромкий звук шагов заставил ее с надеждой поднять голову, но это была не Гермиона. Прикусив губу, Джинни откинулась обратно на диван. Она сейчас никого не хотела видеть.
— Симус… Я думала, ты собирался уехать домой сегодня вечером…
Он ничего не ответил, он стоял у лестницы, ведущей в спальни мальчиков, и не сводил с нее глаз. Руки были засунуты в карманы. на нем не было его обычного темного плаща — только рубашка. Порванная на плече. у нее мелькнула мысль, не подрался ли он с Драко.
— Что-то произошло с Драко? у тебя рубашка разорвана.
Он не ответил. Но улыбнулся. Она никогда не видела на его губах такой улыбки: резкой, словно острие ножа, так странно сочетавшейся с его ангельским лицом и светлыми волосами.
Нервно передернувшись, она потуже обмоталась мантией.
— Симус, ты меня пугаешь. Что-то не так?
Определенно — он не слышал ее. Улыбаясь, он сошел с лестницы. в гостиной царил полумрак, она плохо различала его лицо — глаза казались черно-синими, цвета анютиных глазок — они были такими темными, что радужка почти сливалась со зрачком, делая эти глаза похожими на глаза слепца.
— Джинни, — наконец произнес он, и она снова вздрогнула: этот голос, такой тихий, такой знакомый, с этим ирландским акцентом… — сейчас он показался ей совершенно чужим. — Здорово, что мы снова увиделись?
Глава 11. Враждебность снов
Так юноша метался ночью
В своей кровати, сна не зная,
Молил послать ему забвенье,
Покой и дрему призывая.
Судьба уже давно решила —
Наутро он уйдет в дорогу —
Уйдет один, чтоб снова встретить
В пути опасность и тревогу.
Ты в сердце загляни — увидишь
От лжи прогнившие ответы,
Как ловкий фокусник и шулер
Готово нашептать советы.
Оно уймет твою тревогу,
Легко обманет — как ребёнка,
Покажет
Что не найдётся в ней зайчонка.
И затвердеет сердце камнем,
И к юноше покой вернется,
А птица сытая негромко
В саду у дома отзовется.
Уйдет в свой путь он без поклажи,
С открытым сердцем, безоружным,
Между покоем выбирая
И риском — никому не нужным
Во мгле теряется дорога,
Враждебность снов его пугает,
Рычанье грозное несется,
И крови хищники алкают.
Что ж, пусть он, гордый, честный смелый,
В миг слабости — да устыдится
И поглотит его долина,
Где яркостью в пепел обратится.
Как странно было снова почувствовать себя живым, снова испытать все признаки физического существования — глаза, рот, руки-ноги, стучащеё сердце, что гнало кровь по венам… Воздух в комнате был донельзя наэлектризован, даже, казалось, пахло электричеством. Так после пожара остается запах дыма.
Когда он попытался подняться в первый раз, среди бумажных клочков, закрывших пол, ноги подогнулись под ним. Ему удалось подняться со второго раза. Он подошел к зеркалу и взглянул на себя.
Том с удовлетворением оглядел своё тело. Он не ожидал, что ему удастся завладеть им, однако оно само так и плыло ему в руки — и он тут же воспользовался шансом. Теперь он ни капельки не жалел: тело было отличное — изящное, крепкое. Оно прослужит ему столько, сколько нужно.
Он с любопытством оглядел комнату. Дневник был уничтожен, но теперь это его не волновало: он шагнул со страниц, вызванный в мир кровью и слёзами. Кровь и слёзы. И что-то еще: он помнил слабый шепот, твердящий «ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя, Том».
Он ничего не имел против. Ненависть — полезное чувство, где-то сродни любви: такая же сильная и мощная.
Том подошел к зеркалу и начал изучать свое отражение. Сильное, изящное тело — почти такое же, какое было у него самого в семнадцать лет. Руки, покрытые тоненькими золотистыми волосками, пшеничная шевелюра, лицо мальчика из церковного хора, синие глаза — словно частички июльского неба. Что-то блеснуло вокруг его шеи: кожа Симуса была по-зимнему бледной, но летом должна была откликаться на солнце золотистым загаром… Хотя, наверное, могла и обгореть.
Том знал это, сам не понимая, откуда. Его губы дрогнули в улыбке. Это не было его собственными воспоминаниями, его собственной памятью — это была память Симуса, гриффиндорского семикурсника, семнадцатилетнего паренька из небольшого ирландского города Глин Кэрин, который любил своих родителей, был мил и недалек. Том немедленно его возненавидел. Пробираться сквозь его мысли было так же сложно, как брести сквозь патоку. Ужасно занудную патоку. Симус обожал квиддич. Ему нравились уроки Гербологии. на столике рядом с кроватью лежала куча комиксов, которые он не любил давать никому, — за исключением, разве что, Гарри, который всегда аккуратно обращался с вещами.
Том увидел, как блеснули глаза у его отражения в зеркале. Так, это уже что-то интересное… Он еще сильнеё углубился в мысли Симуса, пытаясь вытянуть из него как можно больше сведений о Гарри Поттере — собственные воспоминания Тома были какими-то рваными и путаными. Невысокий мальчик с лохматыми чёрными волосами, с кем лицом к лицу они встретились над скорченным телом Джинни Уизли. Потом он помнил, как зашипел, призывая василиска, и, — следующеё воспоминание — тот же самый мальчик, истекающий кровью и умирающий у стены Тайной Комнаты. И ещё — Том совершенно определенно знал, что мальчик, всё же не умер. И ненавидел его — но не знал точно, за что.