Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas
Шрифт:
— Я могу сделать противоядие.
— Правда? — с ленивым любопытством переспросил Вольдеморт. — Яд, что ты использовал, мощный, редкий и старинный. Убивает тех, кого невозможно удержать под замком, — он сухо хмыкнул. — Видимо, ты здорово боишься своего сына.
Люциус пропустил это замечание мимо ушей.
— Противоядие очень простое. За исключением одного компонента, который и, вправду, представляет серьезную проблему.
— И почему же?
Поколебавшись долю секунды, Люциус ответил:
— Потому, что он не существует.
Алые глаза Вольдеморта прищурились. Повернувшись, он через плечо бросил взгляд на Рона.
—
— И зачем? Сбросить меня? — спросил Рон.
Вольдеморт улыбнулся ему такой улыбкой, от которой у Рона замерзло сердце.
— Ты хотел попасть наружу — твое желание исполнилось. Можешь наслаждаться видом.
Вряд ли прошло больше получаса, но Гермионе, ожидающей под дверью лазарета, казалось, что минуло, как минимум, несколько часов. Наконец, заветная дверь распахнулась, и вышла мадам Помфри.
— Ох, мадам Помфри… Как Джинни — я могу ее увидеть?
— Её сейчас нужно оставить в покое, — решительно возразила мадам Помфри, встав стеной на пути всех попыток Гермионы проникнуть в лазарет. — Она очень сильно обожглась. Нужно заново вырастить кожу на руке, и процесс этот весьма болезненный. А потому лучше, если во время него она будет без сознания, — они прищурилась на Гермиону. — А еще у нее синяки на плечах и рана на голове. Вы ничего не можете сообщить мне по поводу их происхождения?
Гермиона покачала головой, слова застыли у нее на губах.
— Нет.
— Этот заколдованный браслет, по-видимому, был для нее очень важен, — сухо заметила мадам Помфри.
— Да. Это рождественский подарок Симуса.
Мадам Помфри бросила на нее долгий пытливый взгляд.
— Ах да… Мистер Финниган… Где же он?
— Он отправился домой. Вчера, — Гермиона мысленно вознесла молитву Господу, чтобы это было правдой. Что там Джинни несла в бреду?.. Но, с другой стороны, люди с травмами головы часто городят всякую бессмыслицу. И Симус сам вчера сказал Гермионе, что собрал вещи. А Джинни что-то бормотала про Тома… Гермиона знала только одного Тома… но нет, это совершеннейшая бессмыслица.
Она взволнованно оглядела коридор: да, где же Драко? Если он нашел Гарри в спальне, они оба уже вернулись бы сюда. А если его там не оказалось, то Драко должен был вернуться и сказать ей об этом. Может, Гарри отправился в совятню, чтобы послать письмо Сириусу?.. в любом случае, Драко уже должен был вернуться.
— Мадам Помфри, — произнесла Гермиона, — заколдованный браслет устроил беспорядок в гостиной Гриффиндора. Мне нужно пойти и убраться там. Если бы вы могли прийти и сообщить мне, когда Джинни проснется… Мне кажется, она была бы куда счастливей, если бы кто-нибудь из нас мог посидеть с ней…
Мадам Помфри выслушала Гермиону, поджав губы, и кивнула. Гермиона подозревала, что волшебница прекрасно знала, что дело куда серьезнее, чем ей пытаются представить, однако, решила не раздувать из этого проблему. За что Гермиона была ей безмерно благодарна и, поклявшись непременно сделать при случае мадам Помфри что-нибудь хорошее, опрометью побежала в гриффиндорскую башню.
В гостиной царил все тот же разгром. Все выглядело так, словно Драко слегка расчистил себе дорогу, пробираясь наверх, — но и только. Гермиона чуть замедлила шаг у лестницы, ведущей к спальням мальчиков, и навострила уши, пытаясь услышать, о
Однако, услышала только тишину да гул собственной крови. в груди возникло странное неприятное чувство: будто случилось что-то ужасное. Или же вот-вот случится. Атмосфера вокруг накалилась до предела, как будто из комнаты вдруг высосали весь воздух.
Пожалуйста, только пусть ничего не случится с Гарри, — прикрыв глаза, попросила Гермиона.
Она была уверена, что знала бы, если бы что-нибудь произошло. Это было именно то, чего она так боялась, боялась каждый день, страх перед чем накрепко засел у нее в подсознании с того самого момента, как он послал ее сквозь огонь обратно, а сам двинулся вперед. Ей тогда было одиннадцать. И всегда — сколько лет уже она любила его — повторялось одно и то же: бесконечные коридоры разделяли их в минуты смертельной опасности, навстречу которой он шел один. И Гермиона не могла ни видеть его, ни защитить.
Но ведь сейчас не было никаких причин для опасений. Они были в безопасности, они были в Хогвартсе. с ним ничего не могло случиться. Рядом с ним Драко, и Драко жив. И пока Драко жив, жив и Гарри — ведь Драко умрет, защищая его. Причин для страхов не было, но она ничего не могла с собой поделать: от внезапно обуявшего ее ужаса на ногах словно выросли крылья, она взлетела наверх, промчалась по коридору и распахнула дверь в спальню семикурсников.
Ей потребовался миг, чтобы глаза привыкли к полумраку, и потом она увидела сидящего на кровати Гарри Драко с чем-то белым в руках. Она сообразила, что это клочок пергамента. Гермиона медленно шагнула вперед, чувствуя, что сердце возвращается на место: если бы что-то случилось с Гарри, Драко бы ни за что не сидел так, спокойно читая какую-то записку. Но… в его позе что-то было: напряженные плечи, стиснутые руки — он словно не подпускал к себе.
— Драко? — прошептала она. — Что случилось? Что ты читаешь?
Он поднял голову и посмотрел на нее. Она всегда любила свет факелов куда больше, чем это маггловское электричество: он не выбеливал предметы, а добавлял им красок. в свете факела Драко смотрелся блондином, а глаза стали напоминать старинные золотые монеты. Он протянул ей письмо и сказал ровным голосом.
— Это письмо от Гарри. Только я не думаю, чтобы он действительно писал его.
— Почему? — недоуменно захлопала она глазами.
— Потому, что он бы никогда не написал ничего подобного. Это просто невозможно. Вот, взгляни, почитай, — его голос звучал несколько странно, в нем появились какие-то странные требовательные нотки, как у капризного ребенка — она очень редко слышала, чтобы Драко говорил так. Разве что в шутку. Но сейчас он не шутил. — Ты поймешь, о чем я.
Она села на кровать, поближе к свету. Почерк. Да, это почерк, несомненно, Гарри: с кривыми окончаниями и жирными точками над «и» — почерк мальчика, привыкшего с детства писать в темноте, поздно ночью, почерк, хорошо знакомый Гермионе по маленьким заметкам, которые он писал у нее на глазах, но никогда не давал ей читать. Она пробежала записку и почувствовала, что во рту пересохло, а сердце застучало быстро-быстро. Она перечитала снова, чтобы быть уверенной, что поняла все правильно: но нет, слова на листочке остались прежними: «Драко… как странно писать тебе письмо, но я подумал, что у меня не будет другого шанса сказать тебе, что я больше не хочу, чтобы ты преследовал меня…»