Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

Клэр Кассандра

Он не смог вспомнить ответ Драко. Кажется, тот возразил… в голове крутились какие-то обрывки фраз. Эти воспоминания вызвали дурноту: господи, как у него язык повернулся сказать такую чушь?! Он вспомнил, как Драко пнул флакон с противоядием, разбив его вдребезги. Гарри тогда захлестнула ярость и слепое отчаяние: как он посмел, как он мог такое со мной сделать?! Конечно, на самом деле Драко не собирался ничего делать с Гарри, в противном случае это свидетельствовало о такой степени преданности, которой тот считал себя недостойным.

Да, конечно, дело было не в нём, да и не стоило обвинять Драко в ненависти — ведь

он же сам понимал, что это совсем не так, ведь он же мог сказать совершенно чётко, когда Драко ненавидел его. Как раз тут, в промёрзшем переулке, юноша, разговаривая с «Драко», думал, что того переполняет ненависть. Гарри не ожидал этого, был сбит с толку, ведь он прекрасно помнил времена, когда они с Малфоем не переносили друг друга: тот бы, без сомнения, с упоением порвал ему глотку при первом же удобном случае и с улыбкой отправился восвояси. Гарри не представлял, что ощущает тот, кого ненавидят, — вернее, представлял, что это вряд ли может кому-нибудь понравиться. Однако тёмная, извращённая гордость где-то внутри него шептала, что на свете существовал всего один человек, способный заставить Малфоя полностью потерять его хвалёное самообладание; более того, иногда — пусть нечасто, но всё же — Гарри даже доставляло удовольствие доводить Малфоя: губы у того начинали забавно дергаться, кулаки, побелев от напряжения, сжимались и разжимались, словно Драко был готов кинуться на Гарри и придушить его.

Но иногда удержаться было просто невозможно: когда на пятом курсе Гриффиндор снова стал обладателем Кубка по квиддичу, Гарри попросил Добби, чтобы тот подошёл во время завтрака к слизеринскому столу и вручил Драко бархатную подушечку, на которой красовался маленький пластмассовый стаканчик. И записка: «Наверное, этот размерчик тебе подойдёт больше: Малфою от Г.Поттера»

Тогда Драко ничего не сделал, но чуть позже, торопясь на зелья, Гарри вдруг почувствовал, как кто-то схватил его за рукав, обернулся, и, не успев ничего сообразить, очутился под ближайшей лестницей, сбитый с ног. А Драко сидел верхом на нём и прилагал все усилия, чтобы разбить об каменный пол голову Гарри.

Гарри был удивлён гневу, почти ослепившему Драко, но кулачный боец из того был неважный: слизеринец всё больше занимался танцами и фехтованием, тогда как у Гарри была неплохая выучка: со времён издевательств Дадли он прекрасно умел уворачиваться от тумаков. Он пихнул Драко ногами, вывернулся и, сцепившись, они покатились, пинаясь, лягаясь, и осыпая друг друга ударами. Остановила их лишь дальняя стена: Драко коленями прижал Гарри к полу, метясь кулаками ему в голову. И в тот миг, когда Гарри уже собирался увернуться от удара, он понял, что единственное, чего ему сейчас хочется, — это, как следует врезать Малфою.

Гарри прекратил елозить и дёрнулся вверх — так резко, что обидчик не удержался и свалился. Гарри кинулся на него — теперь он сидел верхом, размахнувшись, он ударил Драко кулаком в лицо — раз, другой… На третий раз кулак оказался в крови; Драко зажал рукой горло Гарри, пытаясь задушить его, шаря между ними второй рукой. Гарри понял, что тот ищет свою палочку, и поступил так, как поступил бы Дадли — резко и со всей силы дёрнул коленом вверх. Драко задохнулся, Гарри отпихнул его прочь и поднялся на ноги, сжимая палочку врага в окровавленном кулаке.

Задыхаясь от боли, Драко лежал на полу. Наконец, он с трудом поднял

голову и взглянул на Гарри; и глаза его распахнулись, когда он увидел свою палочку в руках гриффиндорца. Это была очень дорогая палочка красного дерева — Гарри не раз слышал, как Малфой хвастался, что та была изготовлена для его далёкого предка ещё во времена Тюдоров. Она была гладкой и прохладной на ощупь и как-то странно светилась.

— Хочешь, чтобы я сломал твою палочку, Малфой? — прорычал Гарри. — Интересно, что бы сказал на это твой отец?

Драко с трудом приподнялся на колени и взглянул на Гарри из-под упавших на глаза волос. Щека была разбита, кровь из расквашенной губы стекала на рубашку. Он всё никак не мог справиться с дыханием.

— А, ну… верни мне… палочку, Поттер… долбаный дурак…

Палочка издала певучий звук, напряжённо изогнувшись в пальцах Гарри. Она была гибкой, и всё же — приложи Гарри малейшее усилие — и она сломалась бы.

Драко не мог отвести от неё глаз, как ни старался, дыхание участилось, грудь вздымалась и опадала под рубашкой.

— Извиняйся, — велел Гарри.

Драко задохнулся от негодования.

— За что?

Внутри Гарри вскипела странная ярость, поразившая его своей неудержимой силой.

— За всё! — заорал он. — За то, кем ты являешься. За то, что ты мерзкий, скользкий, гадкий, ухмыляющийся расист, за то, что ты жалкий червяк! Так что быстро открывай пасть и извиняйся, а иначе я раскрошу твою палочку в щепки — я не шучу!

В повисшей тишине Драко взглянул на Гарри: долго, пристально, словно примериваясь — и на какой-то безумный миг Гарри показалось, будто тот, действительно, сейчас извинится или же сделает какой-нибудь примирительный жест… во всяком случае, было не похоже, что слизеринец попробует снова броситься на него… как вдруг Драко качнулся на руках вперёд и плюнул кровью прямо Гарри на ботинки. Гарри инстинктивно отступил назад, а Малфой снова уселся на пол, опустив голову и прикрыв глаза.

— Получи свои извинения, — прошипел он едва слышно. — Делай, что хочешь.

Гарри посмотрел на его напряжённые плечи, вцепившиеся в колени пальцы — юноша ждал хруста своей драгоценной палочки — подумал о Люциусе Малфое… и не смог сломать её.

Проклиная свое дурацкое малодушие, Гарри с размаху швырнул палочку на пол:

— Забирай! Забирай и катись с ней ко всем чертям!..

Драко рывком вскинул голову — в его глазах не было благодарности, одна сплошная чёрная ненависть. Он не шелохнулся, — ни чтобы поднять палочку, ни чтобы стереть кровь с губ. И когда он снова заговорил, было в его голосе что-то странное, словно он сдерживал крик. Или же плач.

— Почему ты никак не сдохнешь, Поттер? — свистящим шёпотом спросил Драко. — Почему… ты просто… не возьмешь и не сдохнешь… чтоб тебя?..

И переполнявшее его голос отвращение буквально ошеломило Гарри. Потом он понял, что их взаимоотношения с Драко были неравными: слизеринец было многократно чувствительнее его самого. Ведь Гарри никогда не питал к тому столь концентрированной ненависти. Всю её глубину и многообразие Гарри приберегал для Вольдеморта, испытывая к Малфою просто сильную неприязнь, ведь, в конце концов, он же не убивал никого из тех, кого Гарри любил. С таким же успехом можно было ненавидеть камешек в ботинке, стертую до крови ногу или навязчивую песенку, вертящуюся в голове.