Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas
Шрифт:
— Хозяин, — взволнованно сообщил домашний эльф, — там в библиотеке кто-то есть.
Тадеуш Нотт зло зыркнул поверх очков, выглянув из-за газеты (деловые страницы Ежедневного Пророка, Новости Волшебного Рынка: палочки колеблются в цене, тогда как мётлы растут).
— Что за бред! Там никого не может быть.
— Да, сэр, Бинки понимает, сэр. Но всё дело в том…
— В чём?
— …что кто-то находится в библиотеке.
Раздражённо фыркнув, Нотт отшвырнул газету.
— Это кто-то из детей?
— Нет, сэр.
—
— Нет-нет, сэр, Бинки не знает того, кто прибыл.
— Вот чёрт, пойду гляну, кого там нелёгкая принесла, — буркнул Нотт, поднимаясь на ноги. Поморщился — уже несколько дней у него ныла спина. Да, пожалуй, стоит больше двигаться, а то всё, чем он занимается в последнее время, — торчит в тёмной комнатушке с Фрэнсисом и остальными да плетёт интриги, не зная ни сна, ни отдыха. — А ну, отойди, вислоухий придурок, — рявкнул хозяин поместья и пинком отправил существо через всю комнату. Эльф приземлился у книжного шкафа.
«Чего-чего, а мастерства не пропьёшь», — с удовлетворением подумал Нотт, шествуя в библиотеку. В своё время он был одним из лучших слизеринских отбивал. Сам Том Риддл поздравлял его. Такое не забывается.
Если Имение Малфоев считалось старейшим и, возможно, грандиознейшим волшебным домом в Англии, то Поместье Нотвик выглядело отвратительно: наитемнейшие темницы, зловещего вида сады, наимрачнейшие коридоры без намёка на освещение. Дети вечно спотыкались о стулья и ходили с синяками на лодыжках, но Нотт категорически отказался как от ярких факелов, так и от Осветительных Заклинаний. Дедушке Нотта нравилась темнота. Как и ему самому.
Практически на ощупь, ведя рукой по неровной каменной стене, он поднялся на третий этаж. Дверь библиотеки была слегка приоткрыта, сквозь щель пробивался тусклый свет, падая на пол золотистой полоской.
Нотт замер и нахмурился. Не то, чтобы он не поверил Бинки, хотя… ну, да, — он не поверил, что эта психованная тварь сказала правду. Никто не мог взломать охрану Нотвика. Никто. Наверное, кто-то из детей озорничает. Он шагнул к двери и распахнул её.
Вопль возмущения застыл на губах, Нотт вытаращил глаза, недоумённо оглядываясь: библиотека была полна золотого сияния — цвета летнего предзакатного солнца, чуть-чуть отливающего багрянцем. Свет лился со стен, с потолка, из окон, лился в камин на прыгающий за решёткой огонь — и казалось, что поверх языков пламени кто-то положил тонкие листы сусального золота.
Посреди комнаты, опустив руки, стоял юноша в тёмной одежде и расстёгнутой мантии. Палочки у него не было. На какой-то краткий миг Нотт, которого язык не поворачивался назвать человеком с развитым воображением, подумал, не призрак ли во плоти стоит перед ним: одежда покроя полувековой давности, поза, лёгкий наклон головы… Но лицо юноши было приветливым и открытым, а цвет волос напоминал пламя свечи. Незнакомец улыбнулся, увидев замершего в дверях Нотта.
— Тадеуш, ты не рад меня видеть?
— К-как… вам удалось проникнуть в мой дом? Если
— Защита не может устоять перед своим создателем, — ответил юноша.
— Она создана Тёмным Лордом Вольдемортом, — рявкнул Нотт, — и я нахожусь под его покровительством.
— Вольдеморт, — размышляя о чём-то, повторил юноша, — помнится, мне не очень нравилось это имя. Кажется, это Люциус уговорил меня взять его. Он всегда тяготел к барокко, как ни прискорбно.
— Я не понимаю, — дрогнув, пробормотал Нотт. Это было не так — он уже догадывался, хотя сама мысль казалась ему настолько невероятной и чудовищной, что разум отказывался её принимать. Нотт влетел в комнату, и дверь с грохотом захлопнулась за ним. Он мог бы поклясться, что юноша указал на неё левой рукой. — Заткнись! — взревел Нотт. — И не смей соваться в то, в чём не смыслишь, негодяй! Хочешь рискнуть и навлечь на себя гнев Тёмного Лорда?
— Тёмного Лорда, которого ты предал? Которого отверг и кинул черни? Ты бы скорее принял жалкую подачку из рук врага, нежели сложил свою голову, как положено верному слуге…
— А ты кто такой, чтобы попрекать меня? — заорал Нотт, забыв, что повысил голос на ребёнка, которого видел первый раз в жизни. Сейчас перед его глазами стояло лицо Волдеморта — того, кому он клялся в верности и покорности и кого предал. — Это дело моего хозяина! И он меня простил!
— Да ну? — откликнулся юноша. В его голубых глазах отразился золотой свет, заливающий комнату, на лице появилось выражение ленивого задора, и левая рука вскинулась навстречу Нотту, описав в воздухе полукруг, в тот же миг обратившийся вращающимся серебристым диском. Острый, как бритва, он в мгновение ока пересёк комнату и вонзился Нотту в горло, отделив голову от шеи чисто и быстро, словно они были из пергамента. Смерть наступила мгновенно.
Том, приподняв светлую бровь, с любопытством смотрел, как обезглавленное тело рухнуло на абиссинский ковёр. Окровавленная голова перекатилась через комнату и замерла у его ног.
С кошачьей грацией присев на корточки, Том изучающе взглянул в мёртвое лицо Тадеуша Нотта.
— Что ж, хозяин, возможно, тебя и простил. Но я — нет.
Он протянул руку и кончиками пальцев закрыл взирающие на него мёртвые чёрные глаза. Удовлетворённая улыбка коснулась губ юноши. Поднявшись, он обвёл глазами пустую библиотеку и констатировал:
— Первый.
Рисенн закончила своё повествование. Рон резко поднялся и, оттолкнув от себя её руки и плащ, отошёл к кромке крыши.
Ему показалось, что он стоит на краю земли. Небо не было тёмным — нет, оно было холодным, прозрачно-синим, как вода на океанском дне, на пятимильной глубине. Угольно-чёрные лохмотья облаков касались горных вершин, откуда-то снизу доносился шум разбивающегося о камни потока: река? Водопад?
Сзади послышался шорох: Рисенн встала и подошла к нему. Рон развернулся и взглянул на неё: она оказалась куда ниже, чем он думал; ветер швырнул волосы ей в лицо, скрыв его. Они напоминали волосы Гарри — такие чёрные, что казались ненастоящими, словно каждую прядь обмакнули в чернила. Создавалось ощущение, что, коснись их пальцами, непременно испачкаешься.