Трилогия о королевском убийце
Шрифт:
Волзед на мгновение задумался, потом сделал шаг назад.
— Тогда милости просим. Войди и убедись, что твой король спит, набираясь сил, которые ему так необходимы. Но если ты потревожишь его, я как лекарь скажу ему, чтобы он отобрал у тебя эту хорошенькую булавку и не позволял тебе больше беспокоить его.
— Можешь порекомендовать это. Если пожелаешь. И если мой король согласится с тобой, я не буду спорить.
Он с деланым усердием поклонился. Мне отчаянно хотелось согнать с его лица эту злорадную усмешку, но я сдержался.
— Великолепно, — добавил он, когда я проходил мимо. — Сладкие пряники, чтобы испортить
Я снова сдержался. В гостиной Шрюда не было. Спальня?
— Неужели ты посмеешь потревожить его там? Что ж, почему бы и нет? Ты уже продемонстрировал свои манеры, так можно ли от тебя ждать предупредительности?
Волзед был полон язвительной снисходительности. Я взял себя в руки.
Не закрывай глаза на это. Дай ему отпор. Немедленно. Это был не совет, а приказ.
Я осторожно поставил поднос на маленький столик, сделал глубокий вдох и повернулся к Волзеду.
— Ты что-то имеешь против меня? — спросил я прямо.
Он сделал шаг назад, но попытался сохранить свою усмешку.
— Против? С чего бы я, лекарь, стал возражать, когда кто-то беспокоит больного во время отдыха?
— Эта комната пропахла дымом. Почему?
Дымом?
Трава, которой пользуются в горах. Не для лечения, только для устранения болей у людей, которым уже ничто не может помочь. Но чаще этот дым вдыхают для удовольствия. Так же как семена карриса во время Весеннего праздника. Ваш брат любит это.
Как и его мать. Если это та же трава. Она называла ее листьями мирта.
Это почти то же самое, но горное растение повыше, и листья более мясистые. И дым из них действует сильнее.
Мой обмен мыслями с Верити занял всего мгновение. Мысли передаются Силой моментально. Волзед все еще поджимал губы, обдумывая мой вопрос.
— Ты считаешь себя лекарем? — спросил он.
— Нет. Но я знаком с действием трав и знаю, что это курение не годится для комнат больного человека.
Волзед снова помолчал.
— Что ж. Удовольствия короля не входят в сферу забот лекаря.
— Тогда это моя забота, — сказал я и отвернулся от него. Я взял поднос и распахнул дверь в слабо освещенную спальню короля.
Запах дыма здесь был сильнее. В комнате почти нечем было дышать. В очаге горел слишком сильный огонь, и воздух был спертым и неподвижным, как будто комнату не проветривали много недель. Даже я быстро начал задыхаться. Король лежал неподвижно и тяжело дышал под грудой пуховиков. Я огляделся в поисках места, куда поставить поднос с булочками. Маленький столик у его кровати был завален самыми разными вещами. На нем стояла курильница, доверху полная пепла. Рядом находились бокал с тепловатым красным вином и миска с какой-то отвратительной серой кашей. Я убрал посуду на пол и вытер стол рукавом рубашки, прежде чем поставить туда поднос. Подойдя к кровати короля, я ощутил затхлый, неприятный запах, который стал сильнее, когда я наклонился над Шрюдом.
Это совершенно не похоже на отца. Верити разделял мою тревогу. Он нечасто вызывал меня в последнее время, а я был слишком занят, чтобы зайти к нему без зова. Последний
Обмен мыслями прекратился. Я оторвал взгляд от короля и обнаружил, что Волзед смотрит на нас из-за двери. Было что-то в его лице — я не знаю, как назвать это, удовлетворением или спокойной уверенностью. Но это привело меня в ярость. В два шага я подскочил к двери. Я захлопнул ее, услышав, как он взвизгнул от боли в прищемленных пальцах. Я опустил щеколду, которая, скорее всего, не использовалась уже очень много лет, подошел к высоким окнам, отдернул занавеси и распахнул деревянные ставни. Ясный солнечный свет и свежий воздух полились в комнату.
Фитц, ты слишком суетишься.
Я ничего не ответил. Вместо этого я вытряхнул в открытое окно пепел и травы из многочисленных курильниц. Налипший пепел я вычищал рукой, чтобы выгнать из помещения отвратительный запах. По всей комнате я собрал полдюжины бокалов с остатками вина и полный поднос тарелок с нетронутой едой. Все это я сложил у двери. Волзед колотил в нее и выл от ярости. Я наклонился и заговорил сквозь замочную скважину.
— Тише, — сказал я нежно, — ты разбудишь короля.
Пришлите мальчика с кувшинами теплой воды и скажите мастерице Хести, что королю нужно чистое белье, попросил я Верити.
Такие распоряжения не могут исходить от меня. Пауза. Не трать времени на злость. Подумай, и ты поймешь, почему это так.
Я понимал, но знал также, что не оставлю Шрюда в этой грязной и зловонной комнате, как я не мог бы бросить его в тюрьме. Я нашел полкувшина воды, застоявшейся, но почти чистой, и поставил ее греться у очага. Потом стер пепел со столика у кровати и поставил туда чай и поднос с булочками. Я смело порылся в комоде и нашел чистую ночную рубашку и травы для умывания. Без сомнения, все это осталось со времен Чефферса. Я никогда не думал, что мне будет так не хватать старого камердинера.
Стук Волзеда прекратился. Я не жалел об этом. Я взял подогретую воду, ароматизированную травами, и полотенце и поставил все это у постели короля.
— Король Шрюд, — сказал я тихо.
Он слегка пошевелился. Веки его были красными, ресницы слиплись. Открыв глаза, он сощурился от света.
— Мальчик? — Он оглядел комнату. — Где Волзед?
— Его сейчас нет. Я принес вам теплой волы для умывания, свежие булочки из кухни и горячий чай.
— Я… Я не знаю. Окно открыто. Почему окно открыто? Волзед предупреждал меня, что можно простудиться.
— Я открыл его, чтобы проветрить комнату. Но могу закрыть, если вы хотите.
— Я чувствую запах моря. День ясный, да? Слышишь, как кричат чайки? Надвигается шторм… Нет. Нет, закрой окно, мальчик. Я могу простудиться, когда и так уже болен.
Я медленно пошел к окну, чтобы закрыть деревянные ставни.
— Давно вы больны? Во дворце об этом мало говорят.
— Достаточно давно. О, кажется, что вечно. Дело не в том, что я болен. Просто я уже никогда не чувствую себя хорошо. Я болен, потом мне становится немного лучше, но, как только я пытаюсь что-нибудь сделать, я снова чувствую себя больным и мне хуже, чем раньше. Я так устал болеть, мальчик. Так устал быть усталым.