Тринадцать лет спустя
Шрифт:
Сегодня 11 сентября 2006 года (когда я пишу эти строки). Пять лет минуло с того дня, как мы с Родионом утром 11 сентября сели в самолет в Мюнхене, чтобы через семь с половиной часов приземлиться в Вашингтоне. Телевидение, радио, газеты подробно освещают печальную годовщину. Есть что вспомнить и мне.
На подлете к Вашингтону — в Америке уже наступило утро — самолет резко пошел на снижение. Очень резко. Пассажиры заерзали. Впились в иллюминаторы. Мы с Родионом вдвоем сидим в левом ряду бизнес-класса и
— Вероятно, техническая неполадка, — предположил Родион.
— А чего нам бояться? Мы вдвоем. Вдвоем ничего не страшно, — ответила я.
Есть у меня с детских лет странная черта в характере. В минуту опасности я успокаиваюсь. Собираюсь. Не паникую.
Пассажиры начали донимать тревожно пробегавших по рядам стюардесс В чем дело? Вынужденная посадка?
— Командир корабля все объяснит. Ждите.
Вот и дождались:
— Америка атакована террористами. Атакованы Нью-Йорк, Вашингтон, Питсбург.
Как это? Как такое возможно? Да еще все те три города, куда мы держим путь!..
...Ужас от внезапной потери близкого человека от рук террористов — мы уже испытали в августе 2000 года. Очень близкий друг, на которого мы оставляли обычно наш московский дом, Шура Ройтберг, погибла от взрыва в подземном переходе на Пушкинской площади в Москве. По ее настоятельной просьбе я величала Шуру в своей прошлой книге Шурой Красногоровой. У нее были непростые отношения с родной сестрой. И Шура не хотела, чтобы я предала огласке наши дружеские отношения. Балет сестра не переносила.
Вместе с тетей Родиона Диной Алексеевной Щедриной Шура шла по Тверской, неся сумку с щедринскими партитурами. На углу Пушкинской площади Шура сказала Дине, что боится движения автомобилей и спустится в переход. Позвала Дину последовать ее маршруту. Та наотрез отказалась:
— Я перейду улицу здесь и буду ждать вас на той стороне у выхода из перехода.
Обе женщины поспорили, какой путь надежнее. Но обе заупрямились и пошли через Тверскую врозь. Каждая выбрала свою судьбу…
Было 6 часов вечера, 8 августа 2000 года.
Дина уже перешла на другую сторону улицы, когда раздался взрыв. Выход перехода заволокло дымом. Гарь. Вопли. Беготня. Сирены. Мигалки санитарных машин.
Дина прождала Шуру четыре часа. Все надеялась. Пыталась разглядеть лица раненых на носилках. Милицейские цепи оттеснили ее. Но она упорно продолжала ждать. Верить в худшее не могла. Лишь через четыре долгих часа решила Дина идти к нам домой. А вдруг Шура уже там? Хотя ключи-то у Дины?..
Войдя в дом, первым делом включила телевизор. Что говорят про взрыв? Какие убийцы его сотворили? И вдруг увидела в хроникальных кадрах распластанное ничком тело в хорошо знакомых ей штанах в полоску. Тех самых, в которых была Шура в свой последний земной день на углу Тверской. Сомнений не было. Шура погибла. Утрата для всех нас была горька и невосполнима.
…Наш самолет посадили в Канаде. В Галифаксе. Мы пробыли там четверо суток.
Нам еще повезло. Пассажиров нашего рейса разместили на военно-морской базе. И четыре дня мы наблюдали, как на плацу маршировали канадские морские пехотинцы. Здоровые, розовощекие, подтянутые ребята. Кормили их на убой. Матросский пищевой рацион был определен и пассажирам нашего лайнера. Рацион — весьма обильный. Супы, бифштексы, яичницы, фрукты в изобилии, кондитерские лакомства, обезжиренные йогурты, пиво из бочек. Нам, конечно, не до еды было. Телевизионные
За завтраком Родион, взывая к моей балеринской совести, строго говорил:
— Пора кончать завтракать. Через полчаса обед.
Но это шутки. В душе было неспокойно. Мучила неизвестность. Телефонной связи не было. Лишь к концу вторых суток удалось дозвониться до Нью-Йорка. До моей подруги Элен Атлас. Она и сообщила нашим близким в Москву, Литву и Мюнхен, что мы живы. Целы. Сидим в Галифаксе, как долго — еще неизвестно.
Причин для нашей поездки было две. Питсбургский оркестр — один из лучших коллективов такого рода в мире — по предложению Мариса Янсонса (он был главным дирижером этого оркестра) назвал Щедрина «композитором года». И на открытии филармонического сезона должна была состояться мировая премьера оркестрового сочинения Щедрина «Лолита-серенада». К тому же Янсонс планировал запись компакт-диска с щедринской музыкой.
Мы оба считаем себя поклонниками таланта выдающегося дирижера современности Мариса Янсонса. В далекие годы я танцевала на сцене рижского театра «Лебединое озеро», и отец Мариса Арвид Янсонс замечательно дирижировал. Марис был тогда еще мальчиком, и его отец рассказывал мне, что начал учить сына музыке. А теперь он признаннейший всем миром дирижер. Руководитель лучших оркестров в Амстердаме и в Мюнхене, лауреат «Грэмми», обладатель всех возможных титулов и званий.
Мы тревожимся. Что будет с открытием концертного сезона? Успеем ли? Сколько просидим еще в Галифаксе?
Забегая вперед, скажу, что все состоялось. Но двумя неделями позже. И прошло отменно.
Вторая причина была презентация моей книги «Я, Майя Плисецкая...» в Нью-Йорке, только что вышедшей на английском языке в издательстве Yale University Press. Презентация была назначена на 16 сентября. Элен в телефонном разговоре подтвердила, что все состоится в намеченный ранее день.
Мы вылетели в Нью-Йорк. Контроль при вылете был умопомрачительный. В каждом пассажире подозревали террориста. В каждой пуговице — взрывное устройство. У меня отобрали крохотную маникюрную пилочку. А с Родионом долго препирались в связи с обнаруженным в его кармане чемоданным ключом непривычной конфигурации. Ножи для авиазавтрака наши стюардессы выдавали пассажирам пластиковые. Но вилки были железные. Не поступила команда? Или вилка к смертоносному оружию не была причислена?..
Истерика — плохой помощник разуму. Теперь пассажиры европейских и американских рейсов садятся в самолет с прозрачными пластиковыми мешочками. Там жизненно необходимые лекарства и рецепт лечащего врача. Снимают обувь, брючные пояса. Процедура проверки тянется долго и тупо. Образуются очереди. Наш знакомый, планировавший лететь из Лондона в Москву, простоял пять часов у входа в аэропорт Хитроу. Но даже не попал внутрь. И вернулся домой ни с чем.
Борьба с террором необходима. Опять вспоминаю Шуру. Беслан. Театр на Дубровке. Кровавое обрушение башен-близнецов в Нью-Йорке. Но бороться с терроризмом в истерическом состоянии — дело худое. Безмозглость от паники дошла до того, что музыкантам одно время даже запретили возить в ручной клади свои инструменты. Сдавайте-ка их в багаж, господа артисты. А сдавать своих «Страдивариуса» или «Амати», которым цены нету, никто никогда не будет. Ну ладно, под Ла-Маншем поезд теперь ходит. А какие поезда до Нью-Йорка?.. Пересолили с музыкальными инструментами, ой как пересолили.