Тринадцать тысяч дней без солнца. Часть первая

Малаховская-Пен Ирина

– Ужасно. И поверить трудно.

Как я узнала позже, Янка свалилась с каким-то банальным гриппом, который на фоне стресса вцепился в неё мертвой хваткой. То есть, буквально. Я помню её молодой и красивой. Даже не беременной и счастливой, какой она была в нашу последнюю встречу. А именно молодой, красивой, хулиганистой Янкой. Приносящей в школу искусственных мух, прыгающей с ними по партам. Я очень благодарна ей за новый 1988 й год. И я её помню. Не всех живых я так ярко помню, как Янку Пепеляеву. И пусть она умерла нелепо и ни за что, я хочу, чтобы где-то о ней было написано несколько хороших слов. Пусть тут, у меня. Ведь она действительно не сделала никому ничего плохого.

Мы вышли от Янки под утро, Гоша провожал меня

через парк. Около моего дома первый раз поцеловал. Умел ли он целоваться? Нет. Не умел. Умела ли я? Да. У меня это в крови, я очень хорошо целуюсь. Этот навык либо есть, либо нет. Нам было почти по шестнадцать лет, и я, как уже опытная, понимала, что это просто первый шаг. Таких поцелуев может быть еще десять, двадцать, или пятьдесят, но всё ведёт к одному. И тут уже надо решать: расставаться, или трахаться. Я привыкла к Гоше, он был достаточно привлекательным, умел слушать, говорил немного. Тогда мне казалось, что я влюбилась. И расставаться не хотела точно. В итоге, я начала совершать глупости, которые корнями шли из моего изнасилования.

Надо сказать, я напряглась ещё тогда, когда в школе был обязательный медосмотр. То ли классе в восьмом, а то ли в том же девятом. Моя паранойя, которая только недавно заткнулась на тему «каждый мужик – маньяк», начала услужливо подсовывать мне картинки, в которых злые врачи обнаруживают мою не девственность, и выносят эту страшную информацию на свет Божий. Долго мучимая сомнениями, идти на медосмотр, или не идти, я таки не пошла. Все были в шоке, когда я появилась в школе сразу после отъезда врачей.

– Ты че? Охуела? Тебя не было на медосмотре! Тебе влетит.

– Пускай – пожала плечами я. Самого главного мне удалось избежать, – позора. Я выиграла сражение. А к пиздюлям мне было не привыкать.

К тому времени описанием моих непрерывных косяков можно было заполнить все стены в нашей огромной квартире. Меня постоянно как-то наказывали. Запирали дома – я слезала с балкона со второго этажа. Лишали телевизора. Книг. Заставляли мыть полы. И, главное, бесконечно орали на меня. Не теряли надежду, что я исправлюсь. Наивные… моя наклонная образовалась летом, перед пятым классом. Сейчас я даже испытываю нечто вроде сочувствия к совей семье. Ведь они-то не знали!

Итак, медосмотр я успешно пропустила. Но не за горами маячил вопрос о сексе с моим парнем, и это стало очередным поводом для страха. «Он обнаружит, что я не девственница!». Вот как звучал этот страх. Я была очень изобретательной девушкой, и сочинила целую историю о том, как ездила к тётке в Подмосковье, и там прожила бурный роман с красавцем на мотоцикле. (К слову сказать, красавец и правда был, пролетал мимо меня по улицам Королёва на своём байке, на бешеной скорости, не давая мне возможности с ним познакомиться). Роман в моем сочинении был страстный, бурный, и лишил меня девственности. А после подруга из Подмосковья прислала мне письмо, в котором сообщалось, что мой бойфренд погиб в Афганистане, куда ушёл служить в армию. Цинично? Да. Но я никогда не отличалась особой чистоплотностью в делах. Я спасала свою репутацию. И мне было плевать на детали. Меня не очень волновала цена. Роман с парнем, впоследствии погибшим на войне, был неизмеримо приличнее, чем изнасилование на озерке чужим взрослым мужиком. Неизмеримо. Бездна пролегает между двумя такими историями. И вот, запасшись таким прекрасным и печальным алиби, я грустно сообщила Гоше, что так получилось… не девочка я уже. Не знаю, чего я ожидала своими куриными мозгами, но добилась только того, что приблизила нашу сексуальную связь. Точнее, пока претензии Георгия на неё. Ну, конечно. Не целка уже, чего ждать-то?

Это было непростое время. Я не ожидала такого напора. Ну, дура малолетняя, что сделаешь. Мне совершенно не хотелось никакого секса. Ни с Гошей, ни с кем-либо ещё. С другой стороны, мои юношеские чувства к тому моменту разрослись до размеров баобаба.

Я боялась потерять Гошу. Все остальные претенденты на то, чтобы быть моими парнями, почему-то блекли по сравнению с ним. Эта история со мной всю жизнь. Есть выбор, но я почему-то выбираю самое сложное и неудобное для себя. Подчас, вообще выбираю плохое и страшное. Но, блестящее с виду. Думаю, всё от того, что глубоко внутри я себя не люблю. Не считаю достойной. А тогда не считала и в помине. Я жила с грязным осадком на раненом сердце, и в принципе всё было ясно: хочешь – не хочешь, придется дать. А чего ты хотела? Ты порченный товар. Кто будет с тобой церемониться? Примерно так. Я стала избегать Гошу, даже прогуливать школу. Но он позвонил, и вытащил меня на разговор. А я говорила, что он не отличался красноречием? Говорила. Гоша был краток и на это раз:

– Значит так. Или ты мне даёшь, или мы расстаёмся.

Глава 5

Дать, или не дать… вот в чём вопрос. Это такой… весьма распространенный вопрос для женщин любых возрастов. Вот мне, например, тогда чего бы и не дать – чай уже не девочка. Но за почти пять лет воспоминания приятнее не стали, и с какой-то стороны об этом даже подумать было страшно. И вот я сидела у бабушки в кабинете и страдала. Точнее лежала, и видимо не заметила, как начала подвывать….

– Чего ревем? – пришел дядька.

У меня не было отца, хотя, повторюсь, он жив и по сей день. У меня был дед. Недолго. А ещё был мамин брат, Володя. С детства я звала его по имени и на «ты». В нашей семье, – и я с этим согласна, – не принято было говорить это босяцкое «дядя». Или кого-то называть «тётя». Мама объяснила мне внятно, что родных и близких можно звать по имени, и на «ты» или «вы», как договоримся. А посторонних взрослых людей нужно называть по имени-отчеству. Поэтому мой дядя всегда и по сей день остается для меня просто Володей, вот только в отношениях разверзлась пропасть. Я расскажу о ней чуть позже. Возможно. А тогда, ещё пока мой, очень даже хороший и любящий Володя зашёл и задал мне вопрос. И я почему-то решила не врать. Ну… почти.

– Я влюбилась.

– Что? Так влюбилась, что ревёшь? – удивился Володя.

Это было как-то совсем не про меня. Всю свою жизнь я цинично высмеиваю сердечные раны. И тогда была больше как-то всё чтением занята. А тут влюбилась, да еще реву. Дядька напрягся:

– А что не так-то? С твоим молодым человеком?

– Да всё так… просто немного не поняли друг друга.

– Немного? – усомнился Володя.

– Да-да. – я вытерла сопли. Советоваться с дядькой в неполных шестнадцать, спать с парнем или нет, было недопустимо. – Всё нормально, просто чуть-чуть расстроена.

– Ты бы училась лучше. – вздохнул Володя.

Учиться я перестала в пятом классе. Школу старалась не пропускать, до такой степени не наглела. Но уроки не делала вообще. Что-то успевала сделать перед уроком, что-то списать, а иногда просто говорила учителю, глядя прямо в глаза: «Я не знаю». Кстати, я как-то то же самое выдала во ВГИКе принципиальной преподше. Не прокатило. Пришлось учить и пересдавать.

– Да, да… – вяло отмахнулась я от дядькиных нравоучений.

Мне было не до учебы. До завтрашнего дня надо было что-то решить. В принципе, логично было дать. Коль уж сама по глупости спалилась со своей не девственностью. Предварительно я надумала с Гошей переспать, но оставила до утра лазейку. Чтобы передумать. Если что. Мы встретились после уроков около его дома. Кстати, Гоша тоже был уже не девственником. Был у него какой-то там опыт на прежнем месте жительства. На встречу я пришла, ещё не зная ответа. Но, бабы – дуры. Да, да, я именно так и думаю. Даже самые умные женщины в вопросах любви бывают невозможными идиотками. Я посмотрела на Гошу, и мой внутренний маятник определенно качнулся в его сторону. Терять симпатичного парня, самого симпатичного в классе, не хотелось.