Тринадцать ящиков Пандоры
Шрифт:
Томас быстро глянул на Фицпатрика: ирландец был бледен до синевы. Бладджет стоял, хлопая глазами, судорожно цепляясь за ствол и ремень своего оружия.
— Значит, они его получили, но решили… как решили. А может, капитан все перепутал, как оно повелось у военных, — сэр Артур дернул, не поворачиваясь, плечами. — А вообще чудесный план. Потом расскажете, что напал хумбал и вы оказались не в силах спасти героя Британии?
— Я убью вас, — сказал Томас на удивление спокойно.
Сэр Артур наконец-то повернулся к нему: знаменитый горбатый
— Когда вы были человеком…
— Я и сейчас человек! — взревел сэр Артур. Томас отшатнулся, а Гудвин Бладджет едва удержался на ногах.
— Я и сейчас человек, — продолжил генерал-губернатор уже тише. — Когда приходишь в волшебный мир — он меняет тебя. Но и ты меняешь мир. Ты. Здесь и сейчас. И создаешь новый народ на новой земле.
— А сыны Израилевы расплодились, и размножились, и возросли, и усилились чрезвычайно, и наполнилась ими земля та, — сказал вдруг Фицпатрик. — Мой папаша тоже любил эту историю.
Сэр Артур смотрел очень серьезно:
— Я думаю, это справедливый обмен: новый народ за новый мир.
— И что потом? — Томас почувствовал, как злость подкатывает к горлу. — Семь казней, десять заповедей, неопалимая купина? Чермное море и падающие стены Иерихона? Впрочем, глупые вопросы. Мы не пустим их — вас! — в наш мир.
Сэр Артур коротко и страшно усмехнулся:
— Глупый юнец! Не я туда стремлюсь. Да и другие — давно уже там. Многие сотни, тысячи. Спроси у мастера Гудвина. Страна Ксанад, полная чудес и удивительных вещей! Клинки, которые нет нужды затачивать! Украшения, что сверкают, не тускнея! Табакерки, пудреницы, заколки, которые никогда не теряются и всегда оказываются под рукой! Чудо из чудес! — рассмеялся он клекочуще.
— Чудеса и удивительные вещи… — повторил Томас, внезапно понимая. Метнулся взглядом к Макги, к вспотевшему Бладджету.
— Не я везу их отсюда, — сказал губернатор Ксанада. — А будь моя воля — не дал бы везти и вовсе. Потому что скоро свиней в Британии может не хватить.
— Как благородно! Вот только в Александре Холле был местный божок — после того как полковник Хэвидж попросил подарить ему кольцо. С камнем, привезенным из Железного леса. Да, господин Бладджет? Я все верно говорю?
— Что? — переспросил сэр Артур с неподдельным удивлением. Повернулся к Бладджету. — Гудвин, что ты такое…
А Бладджет уже держал ружье, направляя его на генерал-губернатора Ксанада.
— Люди, — голос его то и дело срывался, ствол ружья ходил ходуном, — люди отказались от своих богов. В пользу разума, в пользу науки. И остались в абсолютной пустоте. Но люди хотят уподобиться богам. А если хочешь кому-то уподобляться, нужно, чтобы этот второй был на виду.
Томас, взводя ладонью ружейный замок, вскинул штуцер в сторону трясущегося негоцианта. По другую сторону Макги тоже целил пистолетом — в голову герцогу. Даже тихий Амар стоял, держа у бедра изогнутый тонкий клинок. Зеленое лицо было
Кажется, такое называется австралийская дуэль, мелькнуло в голове у Томаса.
— Они пришли ко мне и предложили… — бормотал Бладджет. — Сказали, что смогут сделать меня и людей… Что мы станем… Что весь мир… Но пока эта тварь стоит в воротах, ничего не изменится. И теперь мы ее убьем.
И тогда из подлеска поднялся зверь с оранжевыми полосами на шкуре: хумбал, демон, бог в зверином обличье.
Томас впервые увидел его так близко. Увидел — и удивился, поскольку ожидал… Чего-то другого. Тигра, наверное.
Тигром хумбал не был. Короткое мощное тело, сильные передние лапы. Круглая голова, но острые уши. Короткая грива — словно неопрятная борода. Высокие плечи и низкий таз. Небольшой хвост — дюймов, может, в десять. Оранжевая шерсть с черными полосами — но продольными, не поперечными. И жуткие клыки, торчащие за нижнюю челюсть.
Встал из подлеска, распахнул пасть и взревел.
И время припустило, частя и теряя секунды. Все, что случилось потом, так и осталось в памяти Томаса: рывками и обрывками.
Хумбал, все еще рыча, приседает на задние лапы и прыгает — мягко, но стремительно.
Томас пытается развернуть штуцер, но двадцать два дюйма старого доброго «бейкера» непривычно длинны по сравнению с кинетическими метателями, к которым его руки, оказывается, успели привыкнуть. Он ведет стволом — так быстро, как только может, но знает уже, что не успеет.
Гудвин Бладджет с мокрым от пота лицом мечется взглядом от сэра Артура к летящему хумбалу; но ружье держит крепко, щелкает кремнем на курке о полку.
Амар оказывается рядом с герцогом, пинает его в бедро, отталкиваясь навстречу хумбалу: нож он держит обратным хватом у плеча, взлетает над несущейся на сэра Артура тушей демона. Нож опускается, чтобы вонзиться в шею твари.
Герцог отшатывается, и пуля из ружья Бладджета уходит впритирку по его груди, а пуля вторая — Фицпатрик тоже успел спустить курок — прошивает тело между плечом и шеей герцога (воротник наливается красным, и красным брызгает на щеку; красное, думает еще Томас, не ихор). Пуля из пистолета ирландца, пробив сэра Артура, бьет в голову хумбала, куда-то рядом с ухом. Тот дергается, нож Амара мажет, пропарывая шкуру, а сам «зеленый» соскальзывает набок, по черно-рыжему боку зверя — прямо под когтистую лапу.
Только теперь Томас успевает крикнуть: «Макги! Нет! Бладдж…» — и больше не успевает ничего: ствол наведен и щелкает, срываясь с боевого взвода, курок, а видит Томас только яростный зрачок хумбала — тот, кажется, даже пульсирует. Ровно до того момента, как в него вонзается пуля из живородного серебра.
Передняя лапа сбивает раненого герцога, но она уже расслаблена, поэтому когти не рвут плоть, а лишь вспарывают добротное английское сукно. Зато в последней конвульсии дергается лапа задняя, и Амар хрипит, булькая кровью.