Тринадцать
Шрифт:
— Открой, — говорит Остин, прерывая поток моих мыслей, когда я беру из его рук подарок.
Аккуратно раскрываю подарочную упаковку, и мое сердце начинает скакать галопом, как тот белый конь, на котором еще час назад мы неслись по окрестностям.
— Как… ты… я..
Судорожно выдыхаю и набрасываюсь ему на шею. Он крепко обнимает меня и кружит в воздухе. И смеется. Так звонко, что его смех проносится по всему моему телу, вызывая приятную дрожь. На моих глазах выступают слезы счастья, когда он опускает меня на землю и улыбается:
— Твой отец просил меня найти первые издания одного из твоих любимых
— Я никогда не была так счастлива, Остин, — шепчу я, прижимая к себе одно из первых изданий своего самого любимого романа «Гордость и предубеждение», а затем прижимаюсь к своему парню, целуя так жадно, словно это в последний раз.
Несколько часов спустя мы заселяемся в небольшой отель-купол, открывшийся здесь всего всего год назад, который расположен среди высоких темно-зеленых сосен. На улице уже стемнело, и сейчас мы лежим в большой круглой кровати, находящейся в самом центре небольшой комнаты, освещенной лишь невысоким светильником в форме сферы, стоящим неподалеку. Вокруг так тихо, что я слышу, как размеренно бьется сердце Остина под моей ладонью, пока я лежу на его груди, и мы смотрим сквозь прозрачный купол на звездное небо над нами. Надо же, за все эти дни в Англии я ни разу не видела на небе столько звезд.
— Это так завораживает, что невозможно отвести взгляд.
— Согласен, — шепчет Остин.
— Ты ведь даже не смотришь! — восклицаю я, повернувшись к нему и увидев, что взгляд его небесных глаз направлен на меня.
— А у меня есть зрелище поинтереснее.
Он нависает надо мной и мягко целует, а затем хочет отстраниться, чтобы лечь обратно, но я не позволяю, сцепив ноги на его пояснице. Остин усмехается и снова льнет к моим губам. С каждой минутой его поцелуй становится все более глубоким, дыхание учащается, а хватка на моем бедре крепчает. Мы оба теряем контроль, сводим друг друга с ума, наши руки путаются друг у друга в волосах, пока тела пылают огнем. Не в силах больше контролировать свое желание, я провожу ногтями по прессу Остина и чувствую, как его мышцы напрягаются от моих прикосновений. Когда моя рука опускается ниже, Стоун прерывает поцелуй. Он смотрит на меня своими потемневшими от желания глазами, пока его веки дрожат, а вены на шее напрягаются.
— Лив, — хрипло стонет он. — Детка, не надо.
Его горячее дыхание только подталкивает меня продолжать. Мне хочется, чтобы он смог потерять голову, улететь в пропасть, как это делаю я, когда он рядом. Поэтому я просто шепчу:
— Хватит строить из себя джентльмена. Позволь мне.
Вижу, как учащается его пульс на шее, слышу, как сердце бешено громыхает в груди в унисон с моим, и тянусь к его губам. Остин отвечает на мой поцелуй. Сначала мягко, а затем все более отчаянно, прекращая сдерживаться. Он целует меня жадно, забирая все, что я ему даю, пока его рука смещается с моего бедра левее и касается того, чего никто и никогда не касался. Мои чувства обострены. Каждое его прикосновение обжигает кожу. Говорю что-то бессвязное, стону, умоляю, сама не знаю о чем. И, когда, наконец, вижу перед глазами цветное полярное сияние, то улетаю куда-то в космос, за линию Кармана[1],
[1] Линия Кармана — высота над уровнем моря, которая условно принимается в качестве границы между атмосферой Земли и космосом и является верхней границей государств.
Глава 27
Остин.
Выходные с Лив были невероятными. Никогда прежде я не был так счастлив. Мое сердце буквально сейчас лопнет, настолько оно переполнено любовью к ней. Будь моя воля, я бы украл ее до конца своих дней, но отстойная взрослая жизнь зовет обратно. Оставив воспоминания об этом потрясающем уикенде, я врываюсь в суровые учебные будни.
На этой неделе у «Красных дьяволов» две игры из-за переноса матча против «Лондонских амфибий» в начале сезона. Как вообще можно было назвать футбольный клуб в честь земноводных? Я понимаю ягуары, тигры, дьяволы — звучит устрашающе. Но амфибии? Хотя, конечно, кто-то наверняка боится лягушек. Но думаю, это скорее связано с неприязнью, нежели страхом. Или есть какая-нибудь фобия лягушек? Надо погуглить на досуге.
Так что сегодня вечером меня ждет изнурительная полуторачасовая тренировка перед завтрашней игрой, и возможно она затянется на подольше, потому что тренер хотел обсудить перестановки в команде из-за вечного отсутствия Джейка.
Когда я подхожу к зданию университета, то удивленно вскидываю брови, увидев своего отца. Он стоит под козырьком у главного входа. На нем, как всегда, серый костюм с белой рубашкой и темно-серое пальто. Если бы нужно было охарактеризовать моего отца одной фразой, это было бы «пятьдесят оттенков серого».
Господи, и почему эта фраза вызвала в моей голове мысли о доминировании? Речь же о моем отце. Ужас. Не хочу даже представлять.
— Что ты здесь делаешь? — вместо приветствия произношу я, подойдя ближе.
— «Манчестер-сити»? Совсем сдурел?
— Какое тебе до этого дело? Я не буду играть за «Манчестер Юнайтед».
У меня было множество предложений от клубов Английской премьер-лиги, но я даже не рассматривал их, пока не поступило предложение от «Манчестер-сити». Свой ответ клубу я пока не давал, но я точно знаю, что хочу остаться здесь, в Манчестере. С Лив. Отношения на расстоянии в большинстве случаев не приводят ни к чему хорошему. И раз у меня есть возможность остаться в городе, то я буду за нее держаться руками и ногами. Я не уеду.
— Пойдем прогуляемся, — говорит отец и отходит от стены. Я остаюсь стоять на месте. — Остин, я прошу тебя.
— У меня лекция, — резко отвечаю ему я.
— Хочешь напишу записку от родителей?
Усмехаюсь.
— Я уже давно не в школе.
— Я знаю. Остин, давай просто поговорим.
— Если ты хочешь отговорить меня от подписания контракта, то зря теряешь время.
— Остин. Прошу. Это не займет много времени.
Отец устало смотрит на меня, и я сдаюсь. Плетусь за ним к его машине, сажусь в «Майбах» и устремляю взгляд в окно. От светившего еще вчера солнца не осталось ни следа. Небо снова затянулось серым полотном, а сильный холодный ветер с каждой минутой нагоняет на него все больше туч.