Тринадцатая гостья

Данилова Анна

– А я думаю, что план этого преступника сводился к тому, чтобы полка с тарелками просто упала – неважно, на кого, понимаешь? Чтобы появление осколков в макете оправдать. А еще все это делается для того, чтобы мое внимание было постоянно приковано к этому чертовому макету!

В этом она была права. Кто лучше самого режиссера знает основную цель постановки?

– Тсс…

Она приоткрыла дверь, и мы увидели спящую Розу.

– Она спит. Ладно. Поднимемся наверх.

– А вдруг там еще что-нибудь будет эдакое? – вдруг предложила я.

– Думаешь, одним пожаром

дело на сегодня не обойдется? Ему захотелось двойной дозы страха?

– Пожар – это уже страшно, здесь ты права. И если этот поджог был репетицией настоящего пожара и угол дома должен по-настоящему загореться, то здесь уже без полиции не обойтись. Кстати, дом застрахован?

– Да. Клементина все застраховала. Она была очень умной, хозяйственной женщиной.

– Но все равно, если дом сгорит – будет ужасно жалко. И сам дом, и все эти прекрасные вещи, которыми дом просто набит, – искренне заметила я.

– Типун тебе на язык, – холодновато отозвалась Соня.

– Извини.

Мы поднялись на чердак, и, оглянувшись, я вдруг заметила в руках у Сони бутылку. На этот раз это было виски. Видимо, она прятала ее в кармане пижамной куртки.

– Да, да! Ну и что?! Это мое дело!

Мы включили свет. На чердаке все еще крепко пахло дымом, да и воздух был не прозрачный, а мутный. Как растворенная водой анисовая водка, подумалось мне почему-то. Быть может, потому, что в руках у Сони появилась еще одна маленькая бутылка, от которой крепко пахло анисовыми каплями и моей детской простудой.

– Соня, ты что, решила напиться? А мне тогда что остается делать? – возмутилась я. – Вот только еще алкоголички во всей этой истории мне и не хватало! А если я тоже напьюсь? А если мы вместе с тобой примемся пить? Да у нас не только дом сгорит, но и мы вместе с ним!

Еще я хотела добавить, что главное во всей этой истории – найти мотив этих странных поступков. Хотела сказать, но не успела.

Глаза мои округлились от ужаса, когда я увидела внутри макета, в том месте, где находилась, вероятно, кладовая рядом с кухней, куклу-мальчика в синем комбинезоне.

– Послушай, а почему у него такое голубое лицо? Словно его вымазали в голубой зубной пасте?

– Но я же выбросила его!!!

– Кого?

– Эту куклу, помнишь, я рассказывала тебе, что эту куклу уже подкладывали сюда? А потом ко мне пришел устраиваться наш садовник, Уве. Ну, тот. Он сильно пьет, собака! Между прочим, что-то давно я его не видела. Вчера, как я уже тебе рассказывала, я нашла его в садовом домике – пьяным. Я еще принесла ему семена садовой гвоздики…

– Послушай, Соня. Что это за комната, расположенная рядом с кухней? Судя по всему – кладовка?

В макете это была пустая комната. Без мебели. Хотя по всему макету была расставлена сделанная вручную миниатюрная стилизованная мебель. Кто-то, вероятно, архитектор, хорошо постарался, чтобы превратить макет в точную копию дома.

– Муж рассказывал мне, что Клементина, его мать, поручила архитектору придумать и мебель. И потом по этим эскизам заказывала шкафы, кровати

и все остальное в мастерской.

– Получается, что в этой комнате, где нет мебели…

– Это холодильная камера, – низким голосом ответила Соня. – Морозильник, где хранится замороженное мясо. Вообще-то мы предпочитаем покупать охлажденное мясо, но в морозилке всегда держим что-нибудь на всякий случай. У меня даже гуси есть, мясо косули.

– Косули – это, конечно, хорошо, – задумчиво проговорила я. – Но подсказка говорит о том, что в твоей морозильной камере, помимо косули, сидит (или лежит) человек в комбинезоне! Возможно, твоя морозилка завтра сломается, и тогда ты вызовешь мастера, и он непременно должен быть в синем комбинезоне. Можно предположить также, что твой садовник, которого мы видели… в синем комбинезоне, так напился, что перепутал двери и вместо садового домика оказался в морозильной камере и… замерз там.

И мы, не сговариваясь, бросились вниз.

Соня, бледная, как бумага, какое-то время возилась с ручкой двери, ведущей в камеру, пока не сообразила, что она заперта. Пришлось ей искать ключ в ящике буфета. Вставив ключ и повернув его пару раз, она посмотрела на меня как-то странно, словно в ожидании нового приступа боли, у нее даже лицо скривилось в страдальческой гримасе.

– Господи, Ната, только бы все то, что ты только что сказала, явилось плодом твоего воображения!

Она распахнула дверь, и мы сразу же увидели на плиточном холодному полу морозильной камеры, представлявшей собою небольшую комнату с подвешенными на крючьях тушами поросят и гусей, лежавшего ничком парня в синем комбинезоне. Желтая лужа под ним замерзла, из чего я сделала вывод, что несчастный пьяница-садовник попросту обмочился перед тем, как окончательно замерзнуть. В полураскрытой ладони его была наполовину опорожненная бутылка виски.

– Уве! – просипела Соня, подбегая к парню и переворачивая его на спину. – Вот черт…

Она затормошила его, заговорила по-немецки. Должно быть, хотела узнать, жив он или нет. Но все усилия ее были тщетны. Даже мне, человеку неискушенному и практически не сталкивавшемуся со смертью (не считая, конечно, смерти Тони, но мертвого-то я его никогда не видела!), было понятно, что садовник мертв. Во-первых, когда Соня переворачивала его, видно было, что тело его уже закоченело. И что-то не верилось мне, что после Сониного вмешательства и кучи вопросов, обращенных к замерзшему, он оттает и начнет отвечать ей на бойком немецком языке…

– Вот уж не повезло человеку, – покачала я головой.

– Ты кого имеешь в виду? – нахмурилась Соня. – Уж не этого ли алкаша? И ты еще называешь его человеком? Да он – скот!!! Его приняли на работу, пообещали хорошую зарплату, даже жилье предоставили и еду…

– Надо вызвать полицию, ведь так? – предположила я, понимая, что оставлять труп в морозилке небезопасно: вдруг электричество отключат часов на… несколько?

– Полицию?! – Брови ее поползли вверх. – Ты предлагаешь мне вызвать полицию?! Ты это серьезно?!