Тринадцатая реальность
Шрифт:
– Поедете к кому-нибудь другому? – спросил он. – Тогда езжайте к профессору Лазареву. Адрес я вам дам. Это очень принципиальный человек, и у него не осталось детей. Я думаю, он напишет вам то, что вы хотите, а я этого сделать не могу. Извините.
К профессору Лазареву пришлось ехать в другой конец столицы. Он был дома и принял нас не в гостиной, а в кабинете.
– Вы ведь по делу? – сказал он, больше обращаясь к Вере. – А дела я привык вести здесь. Ну и какая же надобность во мне у вашей газеты?
Этот профессор после чтения статьи не испугался, а пришел в ярость.
–
Он выругался матом, потом посмотрел на порозовевшую Веру и извинился.
– Извините старика, но сил больше нет терпеть и смотреть на то, что творят! Что вы от меня хотели, отзыв? Сейчас я вам его напишу, да еще добавлю от себя!
Сначала он коротко подтвердил правильность написанного прямо на последнем машинописном листе и расписался, а потом взял свою бумагу и минут пять писал отзыв в развернутом виде.
– Мне за это, скорее всего, оторвут голову, – сказал он, отдавая нам бумаги, – но это нестрашно. Я свое уже прожил, а семья погибла, поэтому зацепить меня некем. А вот вы, молодые люди, побереглись бы. В тех, кто за всем этим стоит, нет ничего человеческого.
Глава 5
– Садитесь, князь, – показал мне на кресло отец Веры. – Вы пришли просить у меня руки моей дочери?
Глава купеческого дома Водениковых напоминал мне тех былинных богатырей, которых рисовали в иллюстрациях к сказкам. Ростом он был на голову выше меня, а весил раза в два больше, причем я в нем жира не видел. Мужественное лицо с крупными чертами и широкая купеческая борода довершали облик. Хотя Николаю Дмитриевичу перевалило за пятьдесят, ни в бороде, ни в густых коротко стриженных волосах не было видно ни одного седого волоса. Сейчас он был одет в костюм с непременным здесь жилетом, но на выездах любил одеваться под старину в сюртук, широкие штаны и сапоги.
– Не совсем так, Николай Дмитриевич, – улыбнулся я. – Руку я у нее попросил сам и уже получил согласие, а от вас мне требуется только помощь. Я не могу организовать свадьбу, не зная, кто на ней будет присутствовать с вашей стороны, и сколько им потребуется времени на сборы. И забудьте вы о моем княжеском титуле. Какие, право, титулования у родственников? Вы и дочери станете на каждом шагу напоминать, что она княгиня?
– Можно и по-простому, – кивнул он. – Вижу, что шутите, поэтому не обижаюсь. Когда и где думаете играть свадьбу?
– Я готов хоть сейчас, но из-за одной моей родственницы придется ждать дней десять, – объяснил я. – Она из Италии в свои девяносто не приедет, но может обидеться, а у нее родственные связи с
– Лодырь, – сделал вывод Николай Дмитриевич. – Спихнули все на отца и рады. Ладно, приготовим мы вам такую свадьбу, что будет не стыдно пригласить императора.
– У меня есть очень серьезный разговор, – сказал я, отбросив шутливый тон. – Дело идет о безопасности Веры.
– А что у вас случилось? – насторожился он.
– Как вы относитесь к закону о легких наркотиках? – начал я издалека.
– Плохо я к нему отношусь! – сердито сказал Николай Дмитриевич. – Можете не оглядываться, здесь нас никто посторонний не услышит. Вредный закон, хоть и говорят, что к его принятию приложил руку сам государь. Много работников, особенно из молодых, употребляют эту пакость и становятся никуда не годными людьми. В деревнях этого меньше, а в городах, особенно среди фабричных, встречается чаще. Мало нам было пьяни, так теперь еще и это! А к чему вопрос?
– А к тому, что, вдобавок к тому закону, хотят принять еще один, который разрешает дурь посильнее! Кто этим занимается из наших европейских соседей, я не знаю, но думаю, что многие. В Азии устраивают огромные плантации мака и заводы по его переработке, а сбывать готовый продукт собираются у нас.
– Если у них получится, это будет конец нашей жизни! – мрачно сказал он. – Если не всех потравят, остальных возьмут голыми руками!
– Им-то что! Только этого и добиваются. Всем нашим соседям, а теперь еще и американцам, не дают покоя наши земли и все их богатства, да и империю многие воспринимают, как соперника.
– А кто проталкивает? – спросил Николай Дмитриевич. – Не наши?
– Нет, это не прогрессивная партия, – ответил я. – Кадеты. Только это большой роли не играет. Многие депутаты куплены и просто выполняют заказ. Я об этой возне узнал от отца, и возникла мысль подложить им свинью. Если опять ждать указа императора, потом всем заткнут рты. А пока это только инициатива одной из думских фракций, цензура пропустит...
– Вы написали статью? – спросил он. – Уже вышла?
– Выйдет в завтрашнем номере, – ответил я. – Потом день-два будут разбираться, кто посмел раскрыть пасть. Деньги в этом замешаны большие, а привлечь императора уже будет сложней, особенно если эту тему подхватят другие. За себя я не слишком опасаюсь. Ношу с собой пистолет и без него кое-чему обучен, да и не станут сейчас связываться.
– Почему? Из-за отца?
– Отец в таких делах не защитник, – покачал я головой. – Он сам может пострадать, хоть не слишком в это верит. Просто я автор этой статьи, и если меня сейчас грохнуть, толку будет мало, а шума – много. А вот наказать кого-нибудь из близких мне людей... Это нельзя будет напрямую связать со статьей, но меня может ударить посильнее смерти. Мертвые боли не чувствуют, а я буду страдать. Так сказать, урок для наглого бумагомарателя.
– И что предлагаешь? – переходя на «ты», спросил он. – Ты об этом уже думал, и должны быть какие-то мысли.