Тринадцатая редакция. Напиток богов
Шрифт:
Может быть, в полночь жизнь в этом районе и вправду кипит, но сейчас решительно некому было упрекать двух интеллигентных бабулек. Упрямый младенец всё-таки похоронил свою игрушку и отправился домой, на радость опаздывающей на любимый сериал маме. Прочие дети пока не заявляли о себе. На дальней скамейке — не той, которую оккупировали сёстры Гусевы, а на низкой и неудобной, с ногами сидел длинноволосый парень неопределённого возраста. Нет, если бы он не уткнулся подбородком в колени, не обхватил эти самые колени
— Тебе не кажется, что от того клиента тухлятиной разит? — указывая на него горлышком опустевшей бутылки, спросила Марина.
— Не, это кто угодно, только не наш клиент.
Солнце продолжало припекать. Допив пиво, Галина Гусева вытянула из-за пазухи бутылку рябины на коньяке.
— Откуда она там? — удивлённо спросила сестра.
— Завалялась. Случайно. Я тесак-то на прошлой неделе совсем затупила. Точильщику снесла, а петелька от него свободная простаивает. Для бутылочки в самый раз.
Отхлебнув по глотку и из этой бутылочки, Бойцы с тоской поглядели по сторонам, с сомнением — на длинноволосого парня на дальней скамейке, и вдруг обнаружили, что негодник сидит почти что в тени раскидистого клёна, тогда как бабушки вынуждены жариться на солнце.
— А ну-ка, подвинься, милок, уступи место старшим! — дребезжащим голоском произнесла Галина.
Парень молча сдвинулся на край скамейки.
— Ай-ай-ай, грязными ногами на чистое сидение! Куда только милиция смотрит! — вступила Марина. — Ещё двигайся.
Не дожидаясь реакции, она толкнула беднягу так, что чуть не спихнула его со скамейки.
Парень выставил вперёд одну ногу, чтобы удержать равновесие, потом снова вернулся в прежнее положение.
— Прикурить бы дал старушкам, чем так сидеть, — скомандовала Галина.
Не меняя позы, только высвободив руку, незнакомец пошарил по карманам, вытащил пачку сигарет, зажигалку, и положил рядом с собой. Марина Гусева вцепилась в них, как порочный третьеклассник, собирающийся показать плохим старшим ребятам свою лихость.
— И за стаканами сбегал бы! — наседала Галина.
Рябина на коньяке уже стояла на скамейке.
Длинноволосый подцепил ногой свой рюкзак, валявшийся на земле, выудил из него упаковку прозрачных пластиковых стаканчиков, поставил рядом с собой и спросил:
— Вам хватит, или ещё принести-сбегать?
— Вот не хамил бы ты бабушке! — беззлобно пнула его в плечо Галина.
На этот раз парень не удержал равновесие и шлёпнулся на землю. Но падение как будто слегка взбодрило его, так, что он встрепенулся, довольно бойко схватил свою зажигалку и поднёс Марине огоньку.
— Гадость же куришь. Лёгкие же посадишь! — закашлялась та после первой же затяжки.
— Ты совсем на старости одурела! Это ж не трава, а табачище! — всплеснула
— Интересные бабки, — поцокал языком длинноволосый. — Ну, наливайте, что ли, и мне. Меня Алексей зовут. Не Лёха, не Лёша. Полным именем.
— А меня Василиса! — для конспирации сказала Галина.
— А меня — Дафна! — вторила Марина.
Тень над скамейкой Алексея сгущалась. А может быть, это собирались на небе облака — во второй половине дня обещали небольшой дождь.
Через полчаса Марина вспомнила, что и она, в свою очередь, отнесла в починку маленькую ручную дрель на батарейках, а потом решила, что петле пустовать грех, так, что на скамейке появилась вторая бутылка рябиновки, а длинноволосый Алексей размяк и пустился в откровения.
Он хотел снимать кино. Он всегда хотел снимать кино. Он его даже снимал — работал младшим помощником оператора на сериале «Проститутка, жена банкира». Пока окончательно не затошнило.
— А здесь чего делаешь? — спросила его Галина.
— Сижу, не видите? Вот вы пришли — пью с вами.
— Живёшь, что ли, рядом? — уточнила Марина.
— Нет, живу у Финляндского. Просто пришел сюда. А что, нельзя?
— Да можно. А там у вас, у Финляндского, посидеть совсем негде? — с сомнением протянула Галина.
— Там меня знают все с детства. Ну, родился я там. Только выйдешь — начинается: «Лёша, а что это ты не на работе? Неужели уволили?» «Лёха, когда новый сезон „Жены банкира“ будет?» «Алексеич, ты теперь крутой киношный перец, старых друзей, конечно, не замечаешь, но одолжи сотку без отдачи». Ну и всё в таком же духе. А я не хочу разговаривать. Я хочу тухнуть.
Бойцы принюхались.
— Ты не тухлый. И даже вполне живой, — сказала Марина.
— Вот тут нюхни, бабуля, — сказал Алексей и постучал себя по макушке согнутым пальцем, — рыба гниёт с головы.
— Какая ж ты рыба? Ты человек, — удивилась Галина.
— Допустим, я по гороскопу рыба. Рыба и ещё крыса. Нормальное сочетание?
— Крыса, говоришь? — хлопнула его по плечу Марина. — А то-то я смотрю, больно ты парень хороший, а чего нюни распустил — непонятно. Да знаешь, сколько ты ещё фильмов снимешь? Все проститутки и банкиры от зависти полопаются.
— Мне не надо, чтоб они лопались. Меня вообще их мнение не волнует. Знаете, чего я сделать мечтаю? Такое документальное кино крупным планом, ручной камерой. Гиперрелизм, короче. Ну, вы понимаете. Собрать человек пять-семь, типичных, людей с улицы таких, и посадить — да хоть вот на эту скамейку. Чтоб они говорили, перебивая друг друга. Знаете, такой срез жизни мгновенный. Не постановочный. Я потом смонтирую. Уже придумал, как это должно быть. Ту т самое главное — смонтировать. Чтоб как в жизни и даже отчётливее.