Тринадцатая редакция. Напиток богов

Лукас Ольга

Стена из красного кирпича, там и сям подлатанная и подштукатуренная, простая деревянная скамейка. На скамейке, прижавшись к стене спиной, нежится носитель желания.

Анна-Лиза подошла совсем близко. Э, нет, он вовсе не нежится. Он страдает и мучается, с чего бы только?

— Здесь можно сесть и восхищаться природой? — спросила она строго.

Природы вокруг было, конечно, хоть отбавляй: тополь с обрубленными ветками, упрямо зеленеющий, назло палачам, в углу — крошечный пятачок земли, заросший травой, засыпанный стружками и

окурками, да серый кот, дремлющий в тени гаража.

— Чем, ну вот чем тут можно восхищаться? — патетически воскликнул носитель. — А так — садитесь, конечно.

Она присела.

— Жизнь! — Анна-Лиза обвела рукой весь видимый со скамейки мир. — Вот что восхищает!

— Хотел бы я жить! — вздохнул носитель. — Вон, видите — бельё на окне висит. Там жизнь. А вон там — человек в окне курит. Это тоже жизнь. Собака вдалеке залаяла — даже это жизнь. Все живут, а я нет. Я только наблюдаю.

— Тебе платят за твоё наблюдение?

— В каком смысле — платят? А, нет… Платят мне за работу, не бей лежачего называется.

— Ты боксёр без правил?

— Я лузер по всем правилам. Я постоянно что-то пробую. И всё не то. Нету вкуса у моей жизни.

— А какой он — вкус у жизни?

— Вкусный!.. Да не знаю, какой. Но не такой. Мне уже двадцать восемь, скоро пятьдесят. Хочется пожить напоследок. Я уже и к психологам ходил, и на тренинги, в церкви даже был. Никто не знает, какая она — жизнь. Так и умру, не пожив.

— У меня найдётся помощь. Но для этого чертовски нужен принтер. Есть у тебя?

— Да, конечно. Тут, на втором этаже, у нас в офисе. Целых два принтера.

Анна-Лиза поднялась с места. Носитель вскочил и побежал впереди, указывая дорогу.

Они обошли кирпичную стену и оказались перед деревянной дверью, рядом с которой висели таблички с названиями фирм. Поднялись по лестнице со стёртыми ступенями, такой обветшалой и запущенной, словно её построили на сто лет раньше, чем само здание. Прошли по тёмному коридору с единственной, мигающей у дальней стены лампой дневного света, вошли в довольно светлое, недавно отремонтированное, но бестолково обставленное помещение.

Анна-Лиза по-хозяйски плюхнулась за стол, открыла на чужом компьютере свою почту, скачала образец договора, внесла кое-какие изменения, носитель сам вбил свои данные и нажал на кнопку «печать».

Не глядя, подписал все три экземпляра. Анна-Лиза просмотрела их. Убедившись, что всё сделано как надо, бесцеремонно взяла со стола папку, вытряхнула счета на оплату неизвестно чего и убрала в неё драгоценную добычу.

— Ну. И что теперь? — словно очнувшись от гипноза, спросил носитель.

— Теперь — слушай мою откровенность. Пока ты живой — ты живёшь. Всё, что у тебя вокруг — это жизнь. Ты думаешь, у тебя что-то есть другое? Машина, работа, любовь? Ошибка! У тебя ничего нет, кроме как твоей жизни! Если ты живой — ты не можешь не жить. Тебе наврали, что у твоей жизни нет вкуса. Найди того, кто тебе наврал — он хотел

продать тебе дорогое и ненужное. Когда мне хотят продать дорогое и ненужное — всегда говорят, что от него у моей жизни появится вкус. Когда говорят, что кто-то живёт полной жизнью, а кто-то неполной — врут. Все живут жизнь целиком, всегда, потому что нельзя дезертировать из жизни и остаться живым. Ты придумал про того, который курит в окне. Он живёт живее, чем ты? Враньё ложное! Он смотрит на тебя и думает то же самое. Завязывай нытьё и живи дальше. После смерти сочетаемся.

— То есть всё это, всё это вокруг — жизнь? — залепетал носитель. — И можно вообще ничего не менять, и всё равно будешь жить?

— Будешь.

— Можно рубиться в игры и нифига не делать?

— Можно. Я разрешаю.

— Пить пиво с пацанами и не заводить семью?

— Конечно.

— И всё равно считается, что я живу по-настоящему?

— Да! Кончились сомнения или будут ещё вопросы?

Носитель посмотрел по сторонам. Пошевелил пальцами. Высунулся в окно по пояс и завопил:

— Я ЖИВУУУУУУУУУУ!

Желание столкнуть его вниз было очень велико. Но Анна-Лиза сдержалась.

Она спустилась вниз, прошла по переулку в противоположном направлении, нашла телефонный автомат и отзвонилась куратору. Тот невозмутимо принял отчёт — как будто она не пропадала на несколько месяцев. Как будто только вчера звонила ему.

Обмахиваясь договором, она дошла до автомобиля, села, включила кондиционер. Ощущение было такое, будто она долго-долго болела, так долго, что уже привыкла к тупой ноющей боли. И вдруг боль выключили. И она почувствовала, каково это — просто жить изо всей силы.

Анна-Лиза немного посидела, не трогаясь с места, чтобы вновь привыкнуть к этому ощущению. Как могла она его забыть? Как могла отказаться от него?

Розовый джип, разрисованный чёрными олешками, медленно скользил по улице. Навстречу ему, сжав кулаки, шагала симпатичная, но слишком суровая девушка.

— Жить — хорошее занятие! — высунувшись из окна, крикнула ей Анна-Лиза. Девушка напряженно улыбнулась и кивнула — мол, я знаю, что хорошее, только в данный момент у меня дела.

Анна-Лиза засмеялась, включила радио — по салону заструился джаз — и снова поехала, не зная куда, на этот раз просто для удовольствия.

Дойдя до ворот, из которых несколько минут назад вышла Анна-Лиза с тремя экземплярами договора в руках, суровая девушка — а это была Наташа — сверилась с адресом, который дал ей Виталик, старательно нахмурилась и шагнула внутрь. Пыльный пёс заскулил ещё жалобнее и, прикрыв лапами голову, уполз куда-то в кучу строительного мусора.

Наташа прошла по переулку, дошла до щербатой кирпичной стены. На скамейке сидело олицетворение гармонии пополам с беспечностью, и попивало пиво.

Разведчица остановилась. Злость, которую она так тщательно копила и культивировала всю дорогу, испарялась, уходила.