Тринадцатая редакция. Напиток богов
Шрифт:
Когда Дереза слезла с дерева, он попытался задать ей наводящие вопросы, но ей эта идея уже не была интересна. «Не будь жевуном! Не слушайся чужих теорий! Создай что-нибудь сам!» — отмахнулась она.
Они вышли на Каменноостровский. Ануцыц превратился в образцового пса: шагал рядом, в ногу, не пытаясь дёрнуться в сторону или запутать поводок.
— Давай ты меня сфотаешь на мой мобильный в телефонной будке? Я потом в фотошопе отфотошоплю как будто это старинное фото, ага? — загорелась идеей Дереза.
В ближайшей телефонной будке не было аппарата, зато
В следующей будке телефон был. А рядом сидел нищий с картонкой «Ничего не придумать, помогите просто так». Дереза выгребла из карманов всю мелочь и высыпала ему в шляпу.
— Я всегда, когда иду по улице, замечаю и подбираю монетки! — пояснила она. — О, вот, кстати, десять копеек! И потом отдаю всё, что нашла, тому, кому надо. Это как бы не я, как бы сам город через меня делает доброе дело. Понимаешь?
— Давай я тебя тут сфотографирую, — напомнил Денис, указывая на телефонную будку.
— Да ну, я передумала, — махнула рукой Дереза.
Возле светофора на Австрийской площади стоял высокий молодой человек демонической внешности и играл на фаготе. Деньги ему были не нужны — казалось, музыкант любуется собой, и для этого нарочно встал напротив зеркальной витрины, чтобы видеть своё отражение. Он, так и быть, позволял окружающим глядеть и любоваться тоже. Дереза замерла в восхищении.
«Какая готичная няшечка! Мне бы такого! — подумала она. — Хочу научиться играть на какой-нибудь флейте. Хочу домашнего лимонада».
Денис вздрогнул. Вот, значит, какие парни ей нравятся? Ну, конечно. Она ведь яркая. И ей нужен кто-то яркий.
Дереза уже успела подумать о том, что она хочет собственный вертолёт с пилотом, хочет прямо сейчас покататься на коньках, хочет пройтись на ходулях по узкой средневековой улочке.
Денис потуже обмотал поводок вокруг руки, сжал кулак. Кисть побелела. Ануцыц рванулся в сторону, поводок оцарапал кожу. Денис ослабил натяжение, осмотрел свежие ссадины на руке. Пусть, пусть.
Дереза ничего не заметила, зато, проходя мимо витрины, захотела платье в клетку и до пола, посмотреть новую серию чего-то непроизносимого и чтобы Олька написала ей фанфик.
Они миновали площадь, нарцисс-музыкант остался далеко позади, Дереза подбрасывала монетку и ловила, а потом попыталась подстрелить её из водяного пистолета, но ничего не вышло. Денис молча шагал рядом и чувствовал себя обманутым, преданным, брошенным и осмеянным.
— Кстати, — сказал он, — у меня ведь тоже есть для тебя подарок.
Дереза застыла посреди тротуара, зажмурила глаза и протянула вперёд обе руки.
— Нематериальный, — ответил Денис, не сбавляя шаг и свернул на Кронверкский.
Дереза разочарованно отмерла и побежала за ним.
Мимо прогрохотал трамвай.
— Ты ведь хочешь сняться в кино, правда? — спросил Денис, когда вокруг стало потише.
— Да-а-а-а-а-а! — закричала Дереза так пронзительно, что в
— Тогда слушай…
Он подробно рассказал ей, где и когда надо быть. Не удовлетворившись этим, достал из сумки блокнот и нарисовал схему. Потом подумал ещё и предложил встретиться утром и отвести её за руку на нужное место.
— Ты думаешь, я совсем дурочка, если веду себя, как совсем дурочка? — засмеялась Дереза. — Лучше скажи, что тебе тоже охота в кино сняться.
— Мне? Нет. У меня нет таланта.
— У тебя есть талант быть собой!
К сожалению, этого недостаточно. Никому не интересен просто человек. Надо, чтобы у него был демонический пронзительный взгляд, продуманный костюм с лёгким намёком на готику, длинные волосы и необычный музыкальный инструмент.
Да, он решился. Пусть она пойдёт на встречу с третьей ступенью и станет обыкновенной. Обыкновенное тянется к обыкновенному. Может быть, тогда она увидит, оценит его? А он — он её не бросит. Даже если она перестанет ему нравиться. Он всегда будет рядом.
— Тарантино сделал обманный ход и уже нападает на тебя! — выросла перед ним Дереза. Водяной пистолетик уткнулся ему прямо в лоб. Но воды не осталось. Только одна капля сползла по щеке. Денис отодвинул руку с пистолетом, резко провёл по лицу ладонью, стирая влажный след.
— Наверное, пора идти домой. Твои родители будут волноваться, — сказал он.
Ануцыц тревожно поглядел на него, затем отпрыгнул в сторону и прижался к ногам своей хозяйки.
Весь день Дмитрий Олегович просидел взаперти. По собственной воле, а не потому, что Эрикссон велел. Эрикссон, кстати, велел ему совсем другое — вырвать Анну-Лизу из лап Хозяина Места, но вот об этом шемобор как раз не думал.
Он выбрался в магазин, щурясь от ненавистного солнца, купил какой-то снеди (спасибо Джорджу за то, что ссудил ему пару тысяч рублей) и вернулся обратно под сумрачные своды старого питерского дома. Принял прохладный душ. Прошелся по квартире в одних трусах, размахивая руками. Нашел в книжном шкафу собрание сочинений Козьмы Пруткова — в детстве у него была точно такая же книга. Расстелил на полу на кухне — как в самом прохладном помещении — широкую махровую простыню, которую хозяйка бережно хранила в шкафу. Налил в кувшин холодной газированной воды, выдавил туда лимон, швырнул упаковку льда. Повалился на махровую простыню и, прихлёбывая, стал перелистывать страницы.
Очнулся, когда почувствовал, что замерзает. Отложил книгу. Вскочил на ноги, потянулся, хрустнув суставами. Поставил на кухонный стол давно опустевший кувшин. Посмотрел на часы и покачал головой: день прошел, а он и не заметил. И ещё бы день так провести. И ещё. И целый месяц, или даже год. Чтобы еда была какая-никакая, и прохлада, и сумерки, и книги не иссякали, и никто не появлялся без предупреждения в углу и не требовал пойти и придумать очередному бессмысленному нарушителю очередное бессмысленное наказание.