Тринадцатая стихия
Шрифт:
– Конечно, в полном порядке, вижу-вижу, – ухмыльнулся эльф в ответ на незамаскированную ложь. И дрогнуло что-то в груди. Уйти? Да кто же позволит?!
– Кто позволит? А кто удержит? Ты, что ли? – криво усмехнулся Рован. Обида грозила выплеснуться в слова прямо сейчас, без оглядки на то, чем это может закончиться для него самого.
– Считаешь, что можешь уйти? Уверен? – сил, равно как и смысла сдерживаться, больше не было. Аш по-хозяйски сгреб вампира в объятья. Так близко, так дразняще, что невозможно контролировать себя, держать маску. Вздрогнуть
– Пусти! – зашипел Рован, пытаясь разорвать объятья.
– Неужели надеешься, что отпущу? Теперь, когда ты сам пришел? И хочешь ли, чтобы отпустил? – последний вопрос шепотом, словно по секрету. Обжигая горячим дыханием, проводя по шее острием клыка. Жадно. Страстно. Жажда – это как дышать и не смочь надышаться. Шаг навстречу гибели.
– Так ли и не отпустишь? А из пещеры кто сбежал, бросив? – в голосе вампира звенела обида, но тело уже тянулось за терпким наслаждением кровавого ритуала.
– Гррр, так было нужно, – только и смог прорычать Аш, из последних сил удерживаясь перед соблазном впиться в горло Ровану. Подхватить на руки. Словно то, на что имеешь право. Непререкаемое. Дробиться острыми осколками, не понимая себя и этот огонь в груди. Жжется. Больно. Сладко. Желанно. Следуя по пути разрушения. Забыв обо всем. Вот так, просто прижиматься к нему. Просто ощущать в объятьях того, кем одержим. Не беззащитный. Безгранично опасный. И не бьется оно, проклятое, не бьется без него.
Полумрак комнаты, спасающий от лишних глаз. И ничего не скрывающий от двух детей ночи. Сын луны. Сын тьмы. Презирающий свет. Ненавидящий солнце. Слишком разные, чтобы считать это возможным. И неудержимо стучит сердце, учащая пульс с каждым вдохом. Дышать его запахом. Мертвые цветы. Как вызов духу леса. Не живой. Не мертвый. Выскочит ведь сумасшедшее из груди, переполняясь радостью и болью. Отражением того, что уже было. Что происходило когда-то здесь – и сейчас впивалось острыми колючками шиповника. Запах меда.
Был бы кто иной – приковал бы Аш к себе навечно и не отпустил. Но этого разве удержишь? В ком более злобный зверь, жаждущий крови и свободы? Нет, удержать вампира – всё равно, что убить. Но можно украсть эти минуты. Мгновения. Похитить кусочек иллюзорного счастья, что он – есть. Сейчас. Счастья ли? Что так рвет грудь в лоскуты, что это за чувство? Почему так больно ранит? Воспоминания? Только ли они? Что пробуждается вслед за ними?
– Чего ты хочешь? – потерять себя, склонясь над поваленным на постель Рованом. Слишком близко. Слишком опасно обнажая беззащитное горло, дразня голодного вампира. И где-то в глубине души желать, чтобы в шею вонзились клыки. Уже привычно. Уже желанно. Зависимость. Одержимость. Но почему так трепетно и сладко? Неужели?
Сбившееся дыхание. Дурманящий запах мертвого цветка сводит с ума. До крика. Такой невероятный запах. Увядшая дикая красота. Непокоренная. И нет желания сломать. Просто наслаждаться, едва касаясь
– Чего хочу я? Может, чтобы ты меня удержал? Нравлюсь тебе? Или что всё это значит? – вампир ронял вопросы, нетерпеливо срывая с сумеречника одежду, предвкушая наступающее безумие, не желая, чтобы хоть что-то мешало. Понимая, что с этим сумасшедшим эльфом всё не так: ему мало крови, ему нужно что-то другое. И быть Ровану вновь растерзанным клыками, тонуть в немыслимом огне, судорожно цепляясь за обжигающее тело Аша, впиваясь везде, где сможет достать. Говорить он уже не мог. Зато мог эльф.
– Держать тебя? Неужели я настолько глуп, чтоб пытаться это сделать явно и грубо, силой? – Аш горько усмехнулся. Неужели Рован не понимает, что связь закралась слишком глубоко? От этого можно бежать, да хоть всю жизнь. Но уже не вырвать, не искоренить. – Разве не держу? Здесь и сейчас? Разве кто-то тебя заставил прийти сюда, кроме тебя самого… того, что внутри, там, где ты забыл себя? – почти вороватый короткий поцелуй, от которого мгновенно вспыхивают губы. Почему поцелуй? Кого он целовал здесь так же жарко? Молнией врываясь в память одним словом. «Ненасытная».
– Не верь мне. Беги от меня. Если сможешь. Нравишься? Неверное слово. Хочешь меня? Возьми. Но готов ли заплатить за это? – в шею погрузились клыки вампира, и эльф выгнулся от волны неправильного наслаждения. Он знал, чего захочет прямо сейчас. И понимал, что этим убьет вампира: слишком большой голод чувствовался в нем, слишком он был слаб.
«Ранен. Я же видел. Нельзя», – он из последних сил сдерживал зверя, жаждущего тоже вцепиться в Рована и напиться его крови. Еще в пещере сумеречник понял, что стал полувампиром, не приобретя взамен ничего, кроме неутолимой жажды. Кровь. Вампира. Балансируя между жаждой и желанием… не убить.
Позволить себе быть слабым. Не зверем. Хотя бы сейчас. Если умереть, то полностью. И не сожалеть. Позволить невидимой связи стать неразрывной. Запутать его. Запутаться самому в липких тенетах. Есть ли смысл во власти, и с какой стороны стоит расценивать эту самую власть?
Осколки. Просто быть. С ним. Опасная игра. Игра ли? Когда перестало быть игрой? Тогда ли, когда синий лепесток василька попался на глаза эльфу? Или когда – спина к спине? Когда – живи? И всё равно, какую цену за это пришлось заплатить.
«Ты ведь помнишь, что убить тебя имею право только я?» – непрошеная мысль. Убить? Захочет ли?
Не думать. Пытаться не думать. Не дышать. Просто раствориться в зыбкой тревожной радости. Красть у судьбы каждую минуту, каждое мгновение, понимая, что это не продлится долго. Не сможет продлиться. Мыслил ли когда-нибудь, что такое возможно? Вечные враги. Эльф. Вампир. Только вот остались ли собою, разделив кровь на двоих? Кем стал эльф, вкусивший не единожды крови вампира? Так ли мертв теперь вампир, принявший кровь ифирина? В какую пропасть толкнули друг друга? В порыве. Бездумно.