Тринадцатый бог. История одного Зла
Шрифт:
Гидеон кивнул и, напоследок оглядев лесок, поднялся в хижину. Он знал очень мало людей, с которыми мог говорить, не закрывая лица, и порой, чаще всего весной, его нестерпимо тянуло к ним. Он хотел говорить, не думая о тайнах, не ища извилистых путей среди каверзных вопросов. Он хотел слушать, потому что простодушная болтовня напоминала ему о том, что он всё ещё человек. В обычных людях, в своих добрых старых друзьях, Гидеон искал себя.
Замерев перед рукомойником, он заглянул в висевшую на стене, натертую до блеска металлическую пластину - крышку от давно потерянного котелка.
– Хорош, - клацнул зубами желто-серый
Немудрено, что разбойники решили не продолжать бой. Кому известно, как убить мертвого? Как сражаться с ходячим скелетом? Гидеон провел затянутой в перчатку рукой по нижней челюсти. Вот его слабое место. Пару раз особо везучим противникам удавалось её выбить. Был случай, что Гидеон полночи искал драгоценную в тростнике у глухого болота, проклиная всех богов, которых мог вспомнить. С тех пор он изловчился приторачивать нижнюю челюсть к черепу с помощью проволоки или, на худой конец, лент. Выходило сносно. Гидеона больше удивлял тот факт, что кроме нижней челюсти ни одна кость от него не отпадала. Даже зубы всегда оставались на месте, словно весь он был высечен из каменного монолита. Поистине, о путях проклятья не ведает и Тринадцатый бог.
– Не убежала?
– Фух, нет, - мельник, почесывая вспотевшую под седой бородой шею, свалился на табурет и без тени страха уставился на Гидеона.
– Вовремя ты. Каким ветром занесло?
– Да вот... Решил сходить на север.
– Неймется тебе. Плесни-ка водицы
– Предлагаешь зарыться в землю?
– Гидеон подошел к стоящей в углу огромной бочке и, сняв с крючка потемневшую от времени кружку, зачерпнул воды. На один короткий миг, когда сорвавшаяся с края посудины капля упала на черную гладь, заставив её вздрогнуть, Гидеону почудилось, что он чувствует во рту вкус студеной воды. Нижняя челюсть дрогнула, и скелет клацнул зубами.
– Здорово ты их... Малой аж в штаны наложил, - мельник сделал пару огромных глотков, а остатки плеснул себе в лицо.
– Фррр... Видал, наглецов!
– Я думал, ты сам дашь им отпор, - Гидеон сел на скамью у бочки и принялся поправлять шнурки на перчатках. Те, без креплений, так и норовили соскочить с костлявых рук.
Мельник удивленно крякнул.
– Помирать за муку и лошадь? Вот уж нет.
– Раньше ты был храбрее.
– Раньше я был моложе. Да и не часто к нам такой сброд захаживает, - старик сплюнул себе под ноги.
– Демоны их знает, откуда взялись. Этих четверо, да у деревни человек десять околачивается.
– Думаешь, за их поимку заплатят?
– Это вряд ли. Народ короля ждет. У него пятая жена померла, и он сюда собирается, в Олений раздол. Лесничий по секрету сказал. Вот и вояк с собой приведет. Они, глядишь, разберутся и с шайкой, и с ведьмой.
– Ведьмой?
– Да пришла зимой одна барышня, то старухой прикинется, то девой моложавой, - старик вдруг залился краской до корней волос.
– Поселилась в доме прошлого лесника... У нынешнего-то хоромы, вот... Ну и того... колдует помаленьку - то бабам наговор нашепчет полезный, то... мужикам.
– И ты к ней ходил?
Старик замялся, склонил голову на бок.
– Ну... Не я сам... А баба одна... местная... знакомая...
– И как? Помог наговор?
Лицо мельника стало пунцовым.
– А чего ж не помочь-то? Я ещё...
Гидеон накинул капюшон и затянул шнурок.
– Зачем же гнать ведьму, если она вам помогает?
– он поднялся, проверил застежки и только тут заметил дыру, пропоротую тесаком.
– Хм...
– Надо бы заштопать..., - старик обрадовался, что можно сменить тему.
– Погоди.
Гидеон снова опустился на скамью.
– Так зачем вам гнать ведьму?
– Да виданное ли это дело - баба чароделит, - старик прищурился, вороша в деревянном ящичке всякую полезную мелочь.
– У меня булавки только.
– Давай три.
– Ага. Ну вот. Навлечет гнев Двенадцатого, а он крут на расправу-то, - мельник на раскрытой ладони протянул Гидеону ржавые булавки.
– Ты оставайся, сколько хочешь, а я плащ твой швее в деревню снесу, она починит.
Мельник снова покраснел.
– Швея, значит, - Гидеон поднялся и похлопал старика по плечу.
– Хватит с вас и ведьмы. А мне пора. Береги себя.
В лесах Оленьего раздола весна перерождалась в лето. По полянам, усеянным желтыми цветами, носились, деловито жужжа, пчелы. Верещали, перепрыгивая с ветки на ветку, белки, заливались вернувшиеся с юга певчие птахи, а к полудню на лес опускалась по-летнему жаркая истома и не спадала до самого заката. Но стоило подняться выше, в горы, как духота, вслед за лесом, отступала. Гидеон не любил равнины, но горные луга манили его безлюдьем и тишиной. Он часами сидел в траве и наблюдал ни за чем и за всем сразу. Он не мог вкусить пищу, глотнуть воды, почуять запахи, приятные и не очень, но порой, шагая по неведомым людям тропам, он вдруг замирал, как громом пораженный странным чувством, далеким воспоминанием о пряных, волнующих ароматах, что приносил с высокогорных лугов странник-ветер. Тогда он, охваченный тоской по прошлому, бросался на поиски воспоминаний и себя, и не было для него времени года более тяжелого, чем весна, перерождающаяся в лето. Всюду буйствовала жизнь, изо всех укромных уголков восхваляли её земные твари, и Гидеон, вслушиваясь в их восторженные песни, нетерпеливо ждал нового воспоминания, чтобы на толику мига вновь ощутить себя живым.
Хижину лесника - покрытый мхом по самую крышу низенький домик - Гидеон использовал как ориентир. Отсюда к горам вела оленья тропа. Зимой лесник подкармливал изголодавшихся животных, а весной самцы, обзаведясь рогами, уходили в высокогорье, чтобы там вступить друг с другом в схватку за привередливых самок. Сейчас бои были в самом разгаре.
Гидеон из-за деревьев наблюдал за хижиной. Снаружи она выглядела заброшенной.
– Что же стоишь, скиталец?
– раздался позади дребезжащий старушечий голос. Его обладательница, видимо, скрывалась за валунами, на которых лесник зимой выкладывал соль для оленей.
– Не робей, заходи, коли помощь нужна.
Гидеон не обернулся. Раз так называемая "ведьма" не видит на нем метки проклятья, то и разговаривать с ней не о чем. Но что мешает над ней подшутить?
– А сможешь помочь?
– спросил он.
– Дай-ка взглянуть на тебя.
Гидеон обернулся, но капюшона не снял.
На валуне сидела крошечная, сморщенная старушка. Седые прядки выбились из-под легкой шелковой косынки и падали на не по возрасту ясные, голубые, как небо, глаза. Ведьма подняла толстую ветку, служившую ей тростью, и ткнула ею в Гидеона.