Тринадцатый пророк
Шрифт:
– Угостишь ещё, всё впереди, – вздохнул он, – если только…
– Что?
– Всё не закончится раньше.
– То есть как? – вскинулся я. – У нас опять проблемы? Разве тогда…
Он прервал меня нетерпеливым движением, призывавшим к молчанию.
– Тогда мы получили отсрочку. К сожалению, наш старый знакомый не успокоился. Он не привык проигрывать. Сейчас всё не так плохо, как тогда, но хуже, чем я предполагал… Моё новое время ещё не пришло, и мне нужна твоя помощь.
– Моя?! – Я дёрнулся, как от удара током. Всё дрогнуло во мне. – Что я должен делать?
– То,
– Но я не могу!
– Ты сможешь. Только продержись недолго. Я скоро буду. Я тебе помогу. Мы все тебе поможем.
– «Недолго» – это сколько? Неделя? Месяц? Год?! Я же совсем один!
– Вначале я тоже был совсем один.
– Это другое! – горячо возражал я. – Ты не такой, как я, как все мы, ты особенный! Ты был избран!
– Теперь ты тоже избран. Я выбрал тебя. А ты найдёшь других.
– Послушай, – я судорожно вцепился в его локоть, – у меня ничего не получится… Что я могу? Сказать: «Люди, давайте дружно начнём делать добрые дела, перекуём мечи на орала и заживём долго и счастливо?» Я не политик, не монарх, даже не кинозвезда. Кто меня услышит? Кто мне поверит? Да и где сказать? Интернет? Газета? Телевидение? Знаешь, сколько было таких «пророков»… Каждый со своим апокалипсисом. Очередная выходка очередного придурка, возжаждавшего внимания!
– Прекрати истерику! – Он встряхнул меня за ворот. – Однажды ты поверил в меня. Неужели поверить в себя труднее?
– Но я не смогу. Я просто не могу, Равви, – твердил я взахлёб, – Я к этому не готов. Не готов спасать человечество!
– Ты был готов отдать за меня жизнь!
– Там всё было иначе. Я был не один. Мы были вместе. Мы были командой. Стояли друг за друга. А теперь у меня никого нет. Люди сочтут меня сумасшедшим!
– Только если ты сам уверишь их в этом, – слегка отстранившись, жёстко выговорил Равви. – Ты сам виноват. Ты отгораживаешься от людей вместо того, чтобы идти к ним навстречу. Почему ты носишь свой дар не как великую милость, а как проклятие? Мне горько видеть это.
– Я не могу! – воскликнул я. – Не могу, понимаешь! Не хочу больше! Я устал. Хочу просто жить! Как все! Столько, сколько осталось…
Его глаза потемнели, губы презрительно искривились. Он покачал головой.
– Ты так и живёшь, если это можно назвать жизнью. Нет ничего хуже рабства духа. Где умный, смелый, жизнерадостный человек, которого я знал? Я вижу лишь бледную тень. Зачем ты искал меня?
– Чтобы понять… – пробормотал я, чувствуя, как жар заливает скулы.
– Понять что? Почему ты несчастен? Зачем ты думаешь одно, говоришь другое, а делаешь третье? Почему ты живёшь с одной женщиной, а думаешь о другой? Для чего ты вообще живёшь? Разве я должен отвечать на эти вопросы? Загляни в себя. Ты был одним из лучших учеников. Ты был хорошим другом. Жаль, что и ты предал меня. Прощай.
– Равви! Постой! Не уходи так…
Я вскочил, бросился за ним, но его нигде не было. Лишь ветер шелестел в жухлой траве. Да мимо равнодушно прошаркал шинами по асфальту чёрный Мерседес.
– Равви… – Прошептал я.
Внезапно мне стало невыразимо горько и страшно, будто я только что
– Эй, вы чё тут делаете?
Я поднял голову и увидел стайку подростков с пивом и чипсами. Вопрос прозвучал от долговязого сутуловатого паренька в куртке с изображением киношного монстра, красной бейсболке с лихо заломленным назад козырьком.
– А вы что? – спросил я, не найдя более умного ответа.
– Мы тут тусуемся, – охотно пояснил подросток, перемалывая жвачку.
– Что ж, – сказал я, – вы выбрали не худшее место. Только не мешало бы немного прибраться. Всё-таки теперь это ваш храм.
– А вы кто, священник? Ругаться не будете?
Хорошенькая девочка в коротенькой юбочке, высоких сапогах на невиданной платформе и кофте с мерцающем черепом на груди, тряхнув огненно-красными волосами, хихикнула. Я тоже кисло улыбнулся. Зачем ругаться? В конце концов, если верить Равви, именно детям принадлежит Царство Небесное.
В коридоре горел свет, но в комнате было темно и тихо. Магда легла, не дождавшись меня. Стараясь не шуметь, разогрел ужин, вспомнил, что в холодильнике оставалась початая «Гжелка». Накатил стопку, залпом осушил, но вместо желанного расслабленного отупения ощутил прилив бессильной злости к себе и всему дурацкому обречённому миру.
– Чёрт!
Хряснул кулаком, попал по солонке, та опрокинулась, запорошила крышку стола и пол горькой белой позёмкой.
Неожиданно дверь приоткрылась, и на пороге появилась Магда в прозрачном пеньюаре. Села напротив и тихо, но твёрдо произнесла:
– Давай, наконец, поговорим.
– О чём? – апатично спросил я.
– О том, что с тобой происходит.
– А что со мной происходит? – Я тупо таращился в пустую стопку.
– А ты как думаешь? Или от хорошей жизни ты тайком пьёшь на кухне?
– Я не пью. Это впервые.
– Мне должно стать легче? – Она отчаянно кусала губы, боясь заплакать, но вместо жалости вызвала во мне новый прилив раздражения.
– Оставь меня в покое. У меня болит голова.
– Тогда иди к врачу! – Её голос сорвался на крик и угас в полузадушенном всхлипе. – Дело не в головной боли, и ты прекрасно это знаешь! Ты стал другим. Будто постарел лет на двадцать. Почти не улыбаешься, не шутишь. Иногда говоришь так, что я тебя не понимаю… У тебя даже взгляд стал другой… Напряжённый. Ищущий… Словно ты постоянно о чём-то думаешь.
Мы почти не разговариваем, даже не занимаемся любовью…
– Детка, я сильно устаю. – Сказал я как можно мягче. – Тяжело втягиваться в работу после отпуска, да ещё такого…
– Я всё понимаю. И я изо всех сил хочу тебе помочь, но ты меня не подпускаешь… Я вижу, что тебя что-то гнетёт, но ты словно отгородился от меня невидимой стеной, через которую ни достучаться, ни докричаться… Мы ведём себя не как влюблённая пара. Скорее, как плохие актёры, изо всех сил пытающиеся сыграть эту роль… Ты больше не хочешь, чтобы мы жили вместе? Признайся честно. Лучше сразу, чем потом. Не надо лжи, пожалуйста.