Тринадцатый сонет
Шрифт:
– Ну, из- за чего же, по- твоему?
– А то ты не догадываешься!
Машка вздернула голову, отвела глаза, промолчала.
– Что он приемный? – спросила она после паузы.
Боб не ответил.
– Мне бы такого «фазэра», – резко сказала Машка. – Чихать бы я тогда хотела, кто и что обо мне подумает. Только Женька – не я. Он конкретно хочет доказать всем, что его подставили. А дяде Алексею и себе, уроду, неприятностей на голову найти!
Регина выключила газ под сковородкой, вышла в двухметровую прихожую и приоткрыла дверь в комнату. Женя, поджав ноги, спал на маленьком «икеевском» диванчике в той части однокомнатной
– Изволили проснуться, Жоржик. Ужинать пошли, – иронично сказала она, глядя в зеркало. – Я сочинила фантастический омлет. Если «стрямкаем» и не «подудонимся», возьмем рецепт на вооружение.
Женька рассмеялся.
– Пьеро, – игриво проговорила Регина, оборачиваясь к нему и плотнее запахивая полы длинного махрового халата цвета морской волны, – а Вы становитесь похожим на человека.
– Да?!! – удивился Жека. – А кого же я напоминал тебе до этого?
– Тряпичную куклу для битья из театра Карабаса Барабаса!
Женька не обиделся, только головой покачал. Рядом с Региной он никогда не чувствовал себя ребенком, и всегда относился к ее шуткам и капризам со снисходительностью взрослого хорошо воспитанного мужчины. Он даже позволял ей называть себя дурацким именем «Жоржик». Впрочем, нечасто.
– Я согласна с этим, как его – Рассмусеном, Амундсеном… Кто там еще? – сказала Регина, усаживаясь в кресло перед телевизором.
– Нансеном? – поднял брови Жека. – Ты путешественников имеешь в виду?
– «В виду» я имею наше РЭУ! А со всеми этими «– сенами» я согласна в том, что привыкнуть к холоду нельзя. К жаре можно, а к холоду нет. Вероника тебе завтра свитер привезет.
– Зачем! Будет в часы пик добираться сюда с тремя пересадками! Я и в джемпере не мерзну.
– Пожалел маму, добрый мальчик! Так съездил бы домой сам.
Женька резко повернулся и вышел. Через несколько минуту он вернулся.
– Рина, – сказал он очень спокойно и серьезно. – Я очень тебе мешаю?
Регина не ответила.
Помолчали.
– Что, и во мне хочешь разочароваться? – спросила Регина иронично и в то же время сочувственно. – Не выйдет. Я тетка стервозная и, в отличие от деликатного твоего отца, попрошу тебя объясниться. С чего это ты Чайльд Гарольдом на пустом месте заделался?
Женька набычился и покраснел.
– Какая- то мерзавка захотела потешить себя сериальными страстями, и ты ей подыгрываешь?
– Рина!!!
– Ну, узнал, что у тебя приемные родители. И что изменилось? Лешка превратился в злобного отчима, а Ника в коварную мачеху? К Веронике ты еще как- то по- человечески отнесся, но Алексей- то из- за чего страдает?! Мало он твоих соплей и прочего утер?!!
– Замолчи! Ты ничего не понимаешь! – закричал
Регина немного повременила, потом вышла в переднюю и очень осторожно сняла с гвоздя и положила в карман халата две пары ключей. Когда она возвратилась, Женька лежал, уткнувшись лицом в спинку дивана. Услышав, что в комнате появилась Регина, он повернулся и сел, ухватившись руками край сиденья.
– А ты можешь мне объяснить, почему… – почти закричал он, – почему о том, что меня усыновили, я узнал позже этой инспекторши? Отец так разоткровенничался перед ней, чтобы легче было объяснить общественности, отчего ни с того, ни с чего я совершил подлый поступок? Гены, наследственность и все такое? Он же биологический профессор!
– Избаловали вы с отцом друг друга, вот что я тебе скажу!
– ???!
– Ну, как же! Алексей еще совсем недавно все твои синяки и царапины «в лицо знал», и обиды твои переживал, как свои личные! Удивляюсь, когда он только наукой успевал заниматься! А теперь ты, как я понимаю, далеко не все ему рассказываешь, но почему- то уверен, что отец по какому- то наитию должен все знать и на все смотреть твоими глазами.
Женька озадаченно взглянул на Регину.
– А я его? Чем я его избаловал?!
– Да тем же самым! Отец был уверен, что у тебя от него секретов нет. А тут вдруг открылось! В декорациях седьмого класса средней школы двадцать первого века ожил средневековый рыцарский роман с поединком на рюкзаках. И ты – главный герой.
– Рина! Это запрещенный прием!
– Запрещенный прием – за глаза обвинять отца в откровенности с инспекторшей! Ты- то сам, кому первому рассказал о фотографиях своей девочки? Маме и папе? Или директору?!
– Но меня резко спросили! Я не мог не ответить!
– А его «резко» обвинили в том, что его сын ославил хорошую девочку на весь это ваш Интернет… или, как ее… Сеть!
– И потому отец сразу согласился с тем, что я способен на такую подлую подставу?!
– Да не согласился он! Он тебе, дураку, давал понять, не бойся, дескать, что бы ты ни сделал, я от тебя никогда не отступлюсь! Ну, почему ты не хочешь поговорить с отцом?! Я, например, уверена, что инспекторша узнала обо всем от кого- то другого.
– Тебе отец об этом сказал?
– Он ни с кем, кроме тебя, говорить не хочет. Но я же знаю Алексея со школы. Между прочим, в твоем возрасте, я была в него влюблена. Целых две четверти. У него прическа была, как у Битлов и рост… Но главное, Лешка был, как тебе сказать, надежный.
– Вот! – сказал Жека злорадно. – Ты веришь своему школьному товарищу безо всяких объяснений! А он сразу же допустил, что я могу быть подонком, хотя тоже знает меня с первого класса. Это настоящая подстава. Потому что я ему никогда не врал. Ну, если только по мелочи. Сосиски в карман маминой шубы прятал, а говорил, что съел. И еще что- то вроде этого. Так может он так плотно меня опекал просто из страха, что в моей ДЭ- ЭН- КА сидит какой- нибудь не такой ген? Ну, чтобы пресечь это на корню. И, как видишь, не напрасно: инспекторша обнаружила во мне ген подлости!
Регина слушала с Женьку с каменным лицом и твердила про себя: «Это только ребенок! Это просто обиженный мальчишка! Надо молчать! Нет, не могу больше слушать! Так и треснула бы его, чтобы пришел в себя! Но что- то же надо сказать! Господи, как отец Михаил учил: «…просто, правильно, разумно… чтобы никого не осудить и всем принести пользу…» Нет! «Содействовать ко благу…». Не память, а дырка от бублика! Вот возьму и заору не по христиански: «Щас как дам больно!».
Но, когда Женька, наконец, замолчал, произнесла вовсе не это: