Тринадцатый свиток. Том 1
Шрифт:
И я отправился вслед за Верзилой, который тащил огромный сундук.
Глава VIII
Итак, я снова в «паучьей норе»! Всё происходящее со мной показалось странным сном. Как мог Сеньор разобраться с первого взгляда, честный я малый или нет? Как он мог сказать мне те же самые слова, которые я слышал от Хозяина? И как вообще я снова оказался здесь, да ещё опять имея несколько сундуков манускриптов и свитков?! Всё как будто вернулось на круги своя. Разве что Хозяин сменился на Сеньора.
Я подошёл к столу, за которым провёл много лет. При свете, падающем из оконца, видно, как отполирована
Столик достался мне, хотя жена Хозяина много раз пыталась перетащить его к себе в спальню. Но мне он был нужнее, так сказал Хозяин жене и привёз ей другой, с позолоченными резными ножками. Всё-таки Восток значительно превосходит нас во всём, что касается мудрости, медицины, математики, искусства и красоты. Разве можно сравнить то, что делают местные плотники, вот с этим старым столом?
Крестовые походы нужны хотя бы потому, что с Востока хлынул поток нового, неизведанного, прекрасного, который разбавил наши примитивизм и серость. Появились мастера, копирующие, а теперь и сами создающие красивые вещи. Так я размышлял, пока за спиной не услышал шорох. Обернувшись, я увидел Тощего, который с выражением злобы на длинном лице, смотрел на меня.
Так вот он, тот, с кем мне придётся делить «паучью нору»! Это был неприятный сюрприз, но я уже привык к неприятным сюрпризам. И, отвернувшись от Тощего, я стал располагаться на привычной мне лавке. Я достал вещи из котомки, стал рассматривать их, как бы не замечая его присутствия. Потом принялся любовно раскладывать свой подбитый заячьими шкурками плащ. Тощий продолжал прожигать во мне взглядом дыры.
Я отправился к сундуку и стал рассматривать находящиеся там свитки и книги. Тощий не выдержал и, бросившись к лавке, смахнул на пол мои вещи с криком: «Ты чего занял моё место, скотина?». Я молча собрал вещи и пошёл к другой лавке, где разложил всё в таком же порядке. Сцена повторилась. Я сел на свой табурет и, взяв свиток, стал разглядывать текст. Потом достал из сундука лист с филигранью, на просвет которой видны были венки цветов, аккуратно разложил его и привычным движением установил чернильницу. Я решил игнорировать неприятное мне общество и заняться делом, начать подсчёт, классификацию и перепись свитков. Зато Тощий не унимался, бегая по комнате и пиная мои вещи. Я старался не обращать внимания, хотя мне давалось это с трудом.
Тем временем, он завладел моим плащом и стал начищать им свои грязные сапожищи. Меня так и подмывало спросить, куда делась его прекрасная вышитая рубашка с жабо? Но я заставил себя смолчать, решив, что очищу свой плащ позже, и, мечтая, чтобы Сеньор куда-нибудь вызвал его. Я снова заставил себя углубиться в разглядывание свитков.
Это были большей частью религиозные тексты. Вероятно, это было достояние одной из мечетей. В сундуке также обнаружились три Библии, очень красивые с росписью, а одна была просто древней. Очень ценный экземпляр. Может, даже её написал кто-нибудь из Апостолов. Попался один настолько толстый свиток, что если его развернуть полностью, то он наверняка протянулся бы до конца капеллы. Вот это было нечто интересное. Отложив свиток в сторону, чтобы разобраться позже, я вдруг почувствовал запах дыма. Я в недоумении оглянулся и подскочил. Тлела и дымилась моя ряса! А Тощий злорадно ухмылялся,
Я попытался затушить огонь, но мне было неудобно. Пришлось отбежать подальше от свитков, чтобы огонь не перекинулся на них. Тощий мешал моим попыткам затушить огонь, пиная меня издали своими длинными ногами. Не знаю, чем бы всё это кончилось, если бы в дверях не появился Верзила, тащивший наверх очередной сундук со свитками и книгами.
Бросив сундук, он одним прыжком подскочил к Тощему и с размаха стукнул его по голове огромным, как кузнечный молот, кулаком. Тот упал, как подкошенный. Верзила стал хлопать голыми руками по огню и быстро затушил его. Я был ошарашен, обожжён и почувствовал, что не скоро смогу сесть. Верзила поднял и протянул мне сброшенную Тощим на пол баночку с мазью. Я не замедлил воспользоваться его намёком. Глядя на мазь, которую держал в руках, я вдруг вспомнил о раненом рыцаре. Необходимо было навестить его. Я поблагодарил Верзилу, и он молча вышел, бросив на лежащего, как куль муки на полу, Тощего удовлетворённый взгляд.
Спрятав всё самое ценное, находившееся на столе, во избежание мести Тощего, когда он очнётся, я пошёл к выходу, резонно рассудив, что ходить теперь я могу, где заблагорассудится. За неимением другой одежды, я так и пошёл в прогоревшей рясе. Два разбойника, стоящие на страже, проводили меня долгими взглядами.
Сторож впустил меня беспрепятственно. Раненый рыцарь лежал молча и больше не метался по жесткой лавке. Всe повязки, которые я наложил на него, были сорваны. Лицо побледнело. Он переживал жестокий кризис и совсем обессилел.
Перед его глазами вставали картины его жизни, на которые он смотрел как бы со стороны. Чувствовал то, что чувствовали к нему окружающие его люди. Вот он взглянул на себя глазами своей матери и почувствовал гордость, каким красивым и смышлёным растёт мальчуган. Смотрел на себя со стороны друга детства и чувствовал обиду и злость за оскорбление, нанесённое ему, чтобы покрасоваться перед девицами. Увидел себя глазами будущей жены и чувствовал любовь… Глазами сына, и чувствовал восхищение перед отцом, большим и сильным… Глазами военачальника, и чувствовал надежду и удовлетворение.
Поистине бесконечные вереницы образов встали перед ним, и редко в этой тёмной ленте вспыхивали ярким огоньком радость или любовь.
Потом пошли совсем другие чувства.
Чувство ярости объяло его, когда он увидел себя глазами воина, защищавшего свою землю. Ужас охватил его, и он увидел себя глазами молодой женщины, прикрывающей своего ребёнка, прижавшегося к ней за мгновенье до того, как оба пали от его руки, потому что стояли между ним и богатой добычей. Пришла ещё волна ужаса, ещё и ещё. Страх. Ярость. Злоба.
От этих картин сердце рыцаря забилось часто-часто, лёгким перестало хватать воздуха, и, так и оставшись в железных объятьях чувства запоздалого раскаяния, он испустил дух, который канул в тёмные глубины, где будет пребывать вечность, ожидая прощения.
Я не мог видеть всего того, что пережил этот несчастный, мог только догадываться. Поэтому я прочёл молитву об упокоении, чтобы его дух нашёл правильную дорогу. И может быть, когда милосердный Господь дарует ему ещё один шанс, он проведёт свою жизнь в благих деяниях, в любви, даруя всем вокруг радость, надежду и помощь. Момент ухода в мир иной может быть разным, но всегда это таинство, и мне пришлось провести краткое отпевание, благо в монастыре я успел выучить всё, что необходимо в этих случаях.