Триста лет тому назад...
Шрифт:
– Хи-хи хи... Тише мой друг, вон они с Эвелиной Денисовной уде оборачиваются в нашу сторону. Самолюбивый шевалье может подумать, что мы над ним смеёмся, его героическое ранение... Пссссс...
– все Петруша, поеду дам распоряжение, пускай всех поднимают, прочешут лес, поместье, и, конечно проверят и усилят охрану заводов и заводских деревень.
– Так они вроде как наоборот, в сторону заводов двинулись? Как они могли там скрасть кого-то?
– Я-ж и говорю, прочесать, усилить, если скрали Глафиру - догнать и выдать приданое и награду. Хих- ха ха
– Псссссс....
То же время, Трактир пана Злесского
Дверь
– Смотри, у меня, Маруся, шкуру ведь спущу, если что не так! И с тебя и с твоего выблядка!
– Хозяин, не могу я, хозяин, грех надушу...
С того места, где притаился Афанасий, говоривших было не видно, но голос трактирщика он узнал, по характерному шеканью, а второй голос если на слух, принадлежал молодой бабе. Афанасий чуть подвинулся в перед, пытаясь все-таки увидеть зал, чтобы понять, сколько все-таки там человек. Оказалось двое. Уже полностью одетый трактирщик, и рослая здоровая девка, одетая по польскому обычаю, в пышную юбку вытканную яркими полосами, белую льняную рубаху, стан облегал богато вышитый корсет, а волосы покрывал темный платок. Глаза у молодой женщины были заплаканные, а руки суетливо перебирали край черного передника
– да тттты, да я ттттебя!.. Неееет, я Выблядка твоего, на конюшне, шкуру спущу с живого! Кому сказал! Быстро помчалась по старому проселку, увидишь там мужиков, конных, да не дрейфь, ты, девка, не тронут оне тебя, во всяком случае сейчас, а потом схоронишься, со соим мальцом вместе не найдут, чай.
Баба мелко тряслась, вытирая подолом передника глаза.
– Так вот лучше - истолковав ее молчание как смирение продолжил трактирщик. А вино я сам господам отнесу, да не трясись, без яду оно, так просто уснут покрепче.
Молодая женщина отрывисто кивнула, и скрылась за дверью, а сам трактирщик пошел в сторону кухни, видимо приготовит вина, "без яду" но чтобы господа "уснули покрепче". Неприятная надо сказать история. Особенно с этими конными мужиками. И делать что? Да, Семен за подмогой пошел, но, пока он туда сюда обернется, да и с кем придет? Двое трое? А тех, конных сколько?
Да, уж. Тут только на себя и рассчитывать. Удавиться, например, сразу, чтобы не мучали. Сундучок то господский с собою не потащили, в лесу прикопали. Да лучше бы, мать его Семена, словом недобрым, с собой бы взяли, так отдали бы золото, да живы остались, а так еще выпытывать каленым железом будут где золото. Так... ну что делать то?.. Подмога нужна. Вот как бы дать знать Семену, что здесь дела похуже, чем они думают, заворачиваются...
– Трактирщик! Как там тебя, трактирщик!
– Янус, господин
– Жид?
– Поляк господин
– Барин у меня болен, лихорадит его, принеси нам жаровню с углями, да одеял поболе. Да соломы вели мне притащить, прямо сюда, я с барином в комнате спать буду. А вино нагрей, чтоб горячее было!
Вино горячее, оно как бы необязательно, но во-первых, чтоб подольше копался этот Янус двуликий, а во вторых, чтоб поверил, что постояльцы уснули быстро.
– Все сделаю господин.
И действительно, прошло не менее получаса, пока трактирщик притащил вино. За это время Афанасий
– Где моя солома, бездельник? Забыл???
– Нет господин, сейчас принесу, господин, конюх в деревню ушёл, мать у него занемогла, р работник за припасами уехал, только к ночи и воротится. Один я тут.
Все к одному! Ну как есть что-то недоброе замышляют. И видать по всему не просто ограбление, в таких случаях обычно слаженно действуют, слуги в доле. А тут гляди -ка услал всех не ведь куда, только бы все без свидетелей сладить. Не обмануло чутье!
За неделю до описываемых событий
В просторном зале придорожной таверны аккуратный Хай Чу облюбовал самый чистый уголок, попросил за пару медных монет подавальщицу еще раз протереть стол, поводил носом, поцокал языком и все таки рискнул заказать обед. Нет это конечно не первое мест, где он вынужден обедать, но привыкнуть к этому... наплевательскому отношению к своей жизни и здоровью? Еще европейцы удивляются, что на востоке так долго живут! Да соблюдали бы простые правила гигиены, ели свежие продукты, глядишь, и жили бы дольше. А медицина? И кому в голову придет так назвать чванливое, не мытое создание, которое после тяжелых родов обмазывает женщину заячьим пометом, укрывает тремя одеялами... Во истину, они очень живучие, европейцы. Как еще не вымерли, с такими лекарями? Единственные люди, кто как то разбирался в лечении, по мнению Хай Чу, это были палачи. Да, да, судьба свела его с одним заплечных дел мастером, китаец даже с удовольствием погостил у того недельку, поделился некоторыми способами болезненных - но безопасных пыток, кат, в свою очередь рассказал об особенностях европейской культуры, и прямо насильно вручил кошелёчек с золотыми, на дорогу.
Хай Чу медленно ел кашу из глиняной миски, стараясь не думать о том, тщательно ли была мыта та миска, и оглядывал зал. Со стороны великий мастер из поднебесной выглядел сухоньким мужчиной, неопределенного возраста. Седые то ли от старости, то ли от пережитого волосы стянуты в пучок на макушке. Лицо смуглое, без морщин. Узкие глазки смотрят цепко, а на губах какая-то отрешённая полуулыбка, из за чего Хай Чу иногда принимали за юродивого. За несколько месяцев путешествия китаец ни разу не пожалел о принятом решении отправиться вслед за воспитанником. Столько интересного и познавательного удалось увидеть! Д сейчас он и сам бы приплатил императорскому наместнику, который собственно и подбил его на эту авантюру, отправиться тайным послом к русскому царю. Конечно решающим фактором было письмо от воспитанника, в котором тот сообщал, что отправляется в Московию, а между строк читалось, как сложна и запутана сейчас ситуация. Воспитанник для Хай Чу больше чем сын, больше чем ученик. Практически второе я, единомышленник, не смотря на разницу в возрасте, и то что Хай Чу растил последнего с десяти лет, сейчас они чувствовали себя почти на равных, точнее чувствовал Хай чу, у воспитанника так и осталось почтительно уважительное отношение к Учителю.
Тем временем в зал несторойным шагом ввалилась мужская компания, Хай Чу внутренне напрягся, хотя компания изо всех сил старалась делать вид, что им дела нет для китайца, но получалось у них плохо, по крайней мере с точки зрения Хай Чу. Тело продолжало поглощать кашу из сомнительно мытой миски, а сознание уже летело в сторону группы европейцев оккупировавших центральный стол. Это они представляли что так контролируют ситуацию, Хай Чу мысленно покачал головой, даже самый нерадивый из его учеников, нашел бы от шести пунктов ущербности такого положения....