Тристан и Женевьева (Среди роз)
Шрифт:
Наконец, они достигли двери. Джон сдерживал натиск нападавших, пока Тибальд справлялся с тяжелым засовом. Они выскочили на дневной свет во внутренний двор, но и здесь было далеко не все в порядке. Многие из людей, бывших там, лежали на земле, целые и невредимые, и лишь глупые улыбки на их губах указывали на то, что они мертвецки пьяны. Кое-кто держался на ногах, но они не могли оказать должного сопротивления.
– Ланкастерцы, отходим! – скомандовал Джон и вдруг с болезненной отчетливостью осознал, что в этой ситуации каждый из них должен заботиться о себе,
– Джон! – рядом с ним оказался Тибальд, уже верхом, ведущий под уздцы его лошадь. Джон, немедля, вскочил в седло, и снова выкрикнул приказ.
Они едва успели проскочить перед тяжелыми воротами, упавшими сразу же за ними. И едва они успели проскочить через подъемный мост, как тот начал медленно подниматься.
Джону пришлось, как следует пришпорить лошадь, чтобы та перескочила разверзающуюся под копытами бездну. Тибальд громко закричал, и Джон, услышав крик и жалобное ржание его лошади, обернулся.
Бедное животное изо всех сил пыталось подняться, вероятно, лошадь сломала ногу, когда упала. Джон развернул коня, чтобы позволить своему товарищу вскочить позади себя, и сильно пришпорил лошадь, спеша укрыться от вражеских стрел, за естественной стеной скалы.
Уже отъехав на приличное расстояние, Джон замедлил бег коня и попытался оценить ситуацию. Из пятидесяти человек, вошедших в замок, вырвались из него, едва ли половина, да и то в большинстве своем раненые, залитые кровью, они стонали и еле держались в седлах.
– К лагерю, – хрипло распорядился Джон. – Там мы приведем себя в порядок.
Ярость душила его, он беспрестанно думал о Тристане, который успел предупредить их, а сам вероятно погиб.
Граф де ла Тер, который собирался столь милосердно обойтись с замком Эденби, несмотря на то, что в Бэдфорд Хит йоркисты безжалостно уничтожили тех, кого он так любил, был так подло предан.
Да, он, несомненно, мертв, ибо враги просто не могли оставить его в живых. Джон вспомнил, сколько раз граф спасал его от неминуемой смерти в сражениях, и чтобы не показать слезы, катившиеся у него из глаз, быстро поскакал вперед. Он был доблестным рыцарем и не хотел проявлять слабость перед лицом своих солдат.
Его друг, товарищ, брат по оружию, нуждался в нем, а он не в состоянии был прийти к нему на помощь.
Джон внезапно натянул поводья и остановил коня.
Обернулся и посмотрел на замок со все возрастающим гневом.
– Клянусь, Господом Богом и всеми святыми, я не уйду отсюда, пока не получу его тело – вслух подумал Джон.
Его люди, даже те, кто был очень сильно ранен и испытывал жестокую боль, примолкли.
– Мы останемся здесь! – воскликнул Тибальд.
– Мы будем оставаться у них бельмом на глазу, и ждать, когда наберемся достаточно сил для того, чтобы поставить их на колени в грязь! – проревел Мэттью.
– За лорда Тристана! – раздался могучий голос Тибальда. И этот крик подхватили все присутствующие. Они были преисполнены решимости отомстить за своего командира, пусть даже для
Джон кивнул, и небольшой отряд возобновил движение по направлению к своему лагерю.
И всю дорогу Джон думал с ненавистью о дамах из Эденби, об этих подлых шлюхах, выигравших сражение у мужчин, при помощи своей красоты и дьявольского коварства. Он бы с радостью отдал их на утеху и забаву каждому из своих людей, а затем выбросил бы их прекрасные тела на растерзание канюкам [20] .
20
Хищная птица семейства ястребиных, крик которой напоминает плач. – Примечание редактора
Это была жестокая и мучительная смерть зарождавшегося влечения, которое он ощутил к Эдвине.
Когда шум стих, Женевьева все еще сидела неподвижно, в неудобной позе, на холодном полу, прикрыв глаза.
По лестнице кто-то поднимался, до нее доносились негромкие звуки шагов. Женевьева догадалась, что это была женщина, шаги были легкими для мужских. Даже, когда до нее донесся сдавленный крик, Женевьева не открыла глаза. И только услышав испуганное восклицание:
– Господи Боже мой!
Услышав знакомый голос тетки, девушка осмелилась поднять глаза.
Эдвина стояла на ступеньках, перед телом Тристана, боясь перешагнуть через него. Женевьева попыталась что-то сказать, но у нее в горле застрял комок, и она некоторое время не могла с ним справиться. Наконец, она выдавила хриплым голосом:
– Он мертв, Эдвина, он мертв. Я убила его! – и она неожиданно рассмеялась, и в то же мгновение слезы брызнули из ее глаз. Эдвина переступила через мертвое тело и подошла к Женевьеве, присела рядом с ней, обхватив ее руками. Они крепко обнялись, пытаясь утешить друг друга, содрогаясь от озноба и рыданий.
– Теперь все кончилось, – сквозь слезы сказала Эдвина, – все кончилось, все кончилось…
Но вот раздались еще чьи-то шаги, более тяжелые, по лестнице поднимался мужчина, следом другой, сэр Гай и Томкин, который шел чуть позади, подошли к женщинам.
Сэр Гай опустился на одно колено перед Женевьевой.
– Моя леди, вы – наша героиня! – торжественно произнес он. – Вы победили! Вы поразили их лорда, и они мертвы, а те, кто остался в живых, трусливо бежали без него. Вы убили его, вы…
– Нет, нет, нет, нет! – вскрикнула Женевьева. – Я не героиня! И пожалуйста, уберите его отсюда!
Сэр Гай кивнул Томкину. Они вместе взялись и попытались поднять мертвое тело, необыкновенно тяжелое.
– Миледи, – сказал Томкин, бросая взгляд на труп. – Какие будут распоряжения…
– Прочь, прочь, – снова крикнула Женевьева.
И мужчины, кряхтя, поволокли вниз по лестнице свою тяжкую ношу.
Внизу, в Большом зале, солдаты вязали тех из ланкастерцев, кто был не в состоянии сопротивляться, и отправляли в подвалы замка, располагавшиеся глубоко под землей.