Тристан и Женевьева (Среди роз)
Шрифт:
Тристан быстро разделся и скользнул к ней. Он расстегнул тесный лиф ее платья и когда тот распахнулся, обнял ее. Нежно, едва касаясь бархатной кожи, он приподнялся над ней, что бы поцеловать ее губы… страстно… горячо…
Вкус их был сладок, как вино. Тристан снова попробовал. И улыбнулся, ибо и в самом деле ее губы сохранили привкус хорошего выдержанного вина.
Она пила… «Бордо», да «Бордо».
И скорее всего поэтому сейчас так крепко спала. Может быть, она даже мечтает во сне о другом мужчине, о другом рыцаре, который пришел к ней ночью, что бы любить ее.
Она
Целую вечность он ничего не слышал, ни о чем не знал, кроме этой нежности. Биение сердца участилось. Звук ее дыхания стал прерывистым, острым и хриплым, и сладким, из ее горла вырывались нечленораздельные стоны и всхлипы.
Возбуждение все нарастало. От нежности к буре, от бури к великолепию. Казалось, что прошла целая вечность… они слились воедино.
Он так отчаянно нуждался в освобождении. И вот этот миг наступил, его напряжение взорвалось, и его гнев низвергнулся в ее лоно потоком семени.
Он чувствовал себя успокоенным и умиротворенным… настолько спокойным, что глубоко вздохнул… и прижал ее к себе. Его рука, покоившаяся у нее на груди, плотнее прижала ее к себе: ее бедро обожгло его, и их ноги переплелись, а ее золотые волосы накрыли их обоих как шелковым одеялом.
Тристан чувствовал себя настолько умиротворенным, что уснул.
Он в ужасе проснулся на рассвете, вспомнив, что поклялся себе никогда не спать рядом с ней. Пробивавшийся в окно свет начал рассеивать ночной мрак. Золотые и пурпурные лучи солнца создавали неповторимое освещение.
Он соскочил с постели и быстро оделся, стараясь не глядеть на нее. Но не смог сдержаться и смотрел.
Она лежала, свернувшись калачиком, обнаженная и невинная в утреннем свете. И даже здесь, негодуя на себя, он не мог оторвать взгляд от такой красоты. Ее кожа так нежна, ее грудь такой совершенной формы, упругая, освещенная золотыми лучами рассвета, теперь полускрытая, как стыдливая девственница покрывалом ее золотистых волос, возвышалась притягательными холмами, на фоне впалого живота.
Ее золотые волосы… локоны, укрывавшие ее плечи, ее бедра, ее плавные округлые линии, блестящие локоны, роскошные и великолепные, разметались по постели там, где совсем недавно лежал он сам. Ее тонко очерченное лицо покрывал румянец.
Она улыбалась во сне легчайшей улыбкой, гнездившейся в самых уголках полуоткрытых губ. Ее рот все еще оставался влажным, нежным и чувственно-манящим.
Тристану хотелось прыгнуть обратно к ней. Разбудить ее, пусть даже неловко и грубо. «И если я еще немного простою здесь, глядя на нее, – нахмурившись, подумал Тристан, – то именно так и поступлю». И издав гортанный звук, он отвернулся и закончил одеваться.
Выйдя из спальни и кивнув стражнику, Тристан встряхнулся и расправил
Спустившись в зал, Тристан начал отдавать приказания. Немногие из слуг успели проснуться, а ему нужно очень быстро уезжать. Он беспокоился, чтобы их ничто не задержало.
Появился Тибальд и быстро приготовился, лошади были выведены во двор. Джон, с взъерошенными волосами и еще не до конца проснувшийся, вместе с Эдвиной вышел проводить их.
Молодая женщина бросилась к Тристану, когда тот уже залезал на лошадь.
– Пожалуйста, можно мне повидать Женевьеву? Только принести ей книг?
Он колебался, не зная, что ответить. И наконец посмотрел поверх головы Эдвины на Джона.
– С сегодняшнего дня выводи ежедневно на час на прогулку нашу пленницу. Пусть она гуляет и общается с Эдвиной, – и быстро перевел взгляд на голубоглазую любовь Джона. Она благодарно поцеловала руку графа, и Тристан нахмурился, смущенный таким проявлением ее чувств.
– Эдвина, ради Бога…
– Спасибо, Тристан, – в ее глазах были слезы.
– Смотри за своей племянницей, Эдвина, она весьма лукава и коварна.
– Не волнуйся, я присмотрю за ней! – радостно пообещала Эдвина.
Тристан внезапно ощутил раздражение. Он сдался из-за глаз Эдвины, таких огромных, таких невинных и беззлобных, таких благодарных и преданных за маленькую милость. Что за удивительная женщина! И, наверное, поэтому Джону так хорошо в ее обществе. Хотя Тристан вовсе не был уверен в том, что Женевьева заслужила снисхождение. Но он вспомнил прошедшую ночь, ее очарование, и…
Прежде чем отъехать, Тристан задержался. Он был зол на себя, но старался не показать этого.
– Джон, у меня есть небольшая просьба! – сказал он, сдерживая коня, нетерпеливо перебиравшего ногами.
– Слушаю тебя!
– Распорядись-ка, чтобы нашей леди Женевьеве принесли корзину нашего лучшего «Бордо», ладно?
– Корзину «Бордо»?
– Да!
– Как скажешь, – пожал плечами Джон.
Тристан улыбнулся Эдвине, поднесшей ему прощальный кубок. Он быстро осушил его, ласково распрощался со всеми, пришпорил коня, посылая его вперед. Сразу же за ним ехал Тибальд со своими людьми.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Женевьеве было так уютно, так хорошо. Ей снился замечательный сон, полный нежных шепотов, она вся была окутана лаской и негой.
Сквозь полудрему ей смутно слышался шум, доносившийся со двора, но преодолеть густую мягкую стену сна было очень трудно. Она чуть приподнялась и почувствовала, что голова у нее тяжелая, точно свинцовая, а когда приоткрыла глаза, в них больно ударил солнечный свет. Несколько секунд Женевьева лежала совершенно неподвижно, ругая себя за то, что выпила накануне так много «Бордо». Ведь каждый, даже маленькая Энни, прекрасно знает, что от красного вина, выпитого в больших количествах, начинает тошнить и потом жутко болит голова.