Триумф еретиков
Шрифт:
– А ты ничего не путаешь? – наконец, выдавил из себя Эдуард. – Может, она… раздобрела… ну, поправилась от безделья, что ли?
– Да нет. Моя жена недавно виделась с твоей Олесей, и та подтвердила, что скоро собирается рожать… А что, она разве тебе ничего не сообщала?
Эдуард молчал. А после долгого раздумья сказал:
– Мне сообщали… пришедшие на промысел мои знакомые, что неоднократно видели мою Олесю в ресторане «Балтика» в компании Риты… Ты знаешь – какой. Но я отказывался даже представить себе такое, чтобы моя наивная и робкая селянка… пошла в ресторан… искать приключения, как Рита…
***
Среди
После официоза общения с начальством к нему заглянул старший механик, получивший квартиру в том же доме.
– Эдуард, я тебя жду в машине! Меня встретили, – резанул он Ростоцкого по сердцу.
У подъезда нового дома Ростоцкий тормознулся, соображая, где может находиться его квартира?
Старушки на лавке тут же: «А вы кого ищете, какую квартиру?»
Эдуард назвал номер, и старушки переглянулись: «А… эту! Так третий этаж, налево». И снова переглянулись со значением.
Дверь открыла Олеся и бесстрастно сказала: «Ну, здравствуй! С приходом! Проходи на кухню, я готовлю обед. Я счас… позову соседку». И выскочила на лестничную клетку.
Всё правильно сказали… Живот у Олеси торчал «огурцом»…
Олеся зашла на кухню и сказала: «Подай мне сковородку, счас зажарю яичницу!»
Как в тумане, молча, Эдуард снял с крючка на стене сковородку и протянул ей.
И тут произошло невероятное: Олеся распахнула окно кухни и стала визжать на всю улицу: «Спасите, убивают, помогите! Вызовите милицию!! Умоляю, спасите!» При этом она стала БИТЬ СЕБЯ сковородкой по лбу, и по её лицу потекла кровь… Тут же на кухню вбежали две девицы, которых Эдуард видел впервые.
– Сейчас, Лесечка, приедет милиция и «скорая», мы УЖЕ ВЫЗВАЛИ, – затарахтели они, изобличая поставленный дешёвый спектакль, и стали вытирать полотенцем кровь со лба Олеси и складывать в пакет вместе со сковородкой – готовили «вещдоки» для милиции… Олеся изображала при этом полубессознательное состояние и тошноту, как признак сотрясения головного мозга…
…Опешившего Эдуарда арестовали, согласно показаниям «свидетельниц» за нападение и попытку убийства жены, а «скорая» увезла Олесю в больницу с подозрением на сотрясение мозга, поскольку лобная кость оказалась без повреждений. В висок Олеся себя бить не стала – можно перестараться!
На заведённое уголовное дело (вещдоки – налицо, отпечатки пальцев – на ручке сковородки!) ставится в известность партком: коммунистов не судят! Вначале их делают, как всех – рядовыми беспартийными, исключают из КПСС…
Следственное дело быстро не делается и к моменту его завершения Олеся родила мальчика и подала на развод.
И – гражданский иск в суд на… алименты!
В те времена в гражданских процессах не использовали научные методы установления родства по ДНК. Тогда использовались, как доказательный аргумент, в основном, показания соседей и подружек.
Непререкаемый авторитет Риты открыл глаза наивной селянке: если родить от капитана-рыбака, а лучше – от двоих или троих, то до конца жизни не придётся ишачить за копейки, а получать алименты такие, как если бы на тебя горбатилась у своих кульманов целая бригада МНСов, младших научных сотрудников, и жить в своё удовольствие!
Такая тактика была в ходу у «верботы»
Партком ждал заключения следствия по делу, а следователь ждал решения парткома о партийности обвиняемого по делу.
Вот тогда-то и вытащили Эдуарда Ростоцкого на бюро, а он предпринял встречный, иезуитский ход… и написал жалобу… на самого себя!
Поскольку шляхетские кровя не позволяли Ростоцкому лечь на пузо перед следствием и божиться, что не спал он со своей женой (кто ж поверит в такую благоглупость?), что не его это ребёнок и не бил он неверную жену сковородкой по голове, а… вляпался он, как последний лох, что не достойно командира огромного судна с экипажем почти в сто человек, доверившим ему свои судьбы и даже жизни… пришлось ему пойти на сделку с интриганкой:
Чего и было нужно Олесе!
Эдуард согласился на развод, на уплату алиментов, на отказ от делёжки жилья (что и было предусмотрительно подстраховано Олесей пропиской в квартире её любимой матушки-няни), а Олеся и её собутыльницы изменили свои прежние показания на «точно не помню» и «мне кажется», что, по закону автоматом решается в пользу обвиняемого, ибо вменяемая ему статья примирением сторон дела не закрывала.
Тамара и Ляля, как опытные лоцманы, вели Олесю к цели: «сделать» Эдика и при этом оставить его в капитанах, ибо цель – капитанские алименты, а не «пшик» из зоны… Поэтому, показания всех троих плавно перетекали со «смертоубийства» в супружескую ссору на почве ревности.
Следствие тоже сочувствовало капитану: не впервой им попадали такие «дела». И готово было приостановить дело за «недостатком улик»…
Очень многие бывшие члены КПСС (не «коммунисты» – нет, таковых в природе не было, были лишь «члены», изображавшие коммунистов) помнят то «лобное место» – отдельно стоящий стул в торце длинного стола, за которым заседало «бюро» парткома и всегда последним вопросом повестки дня был «персональные дела»… На этом стуле сидел, смущённый и растерянный капитан Ростоцкий под взглядами одиннадцати пар глаз, взирающих на него, как на прокажённого, – с откровенным отвращением и укором.
С противоположного торца стола САМ (секретарь парткома Титов) задал стандартный вопрос (на «ты», естесственно!):
– Ну, расскажи нам, Ростоцкий, как ты дожил до жизни такой, до уголовщины, и на кого ты жалуешься при этом? Нам непонятно!
– Я не жалуюсь. Я прошу защиты у коммунистов. Ведь я ничего не совершил противоправного. А меня сняли с должности. Возбудили уголовное дело, отняли квартиру и ещё в суде лежит иск на выплату алиментов… При том, что я свою жену и пальцем даже не трогал. В прямом и переносном смысле… У меня с ней… не было близких отношений… Ну – брачной ночи, что ли… Не успел. Ушёл в рейс…. Вы мне верили, когда доверяли судно и экипаж, так поверьте и сейчас, не исключайте меня из партии… Я просто «влип» в историю…