Триумф графа Соколова
Шрифт:
— Давно они здесь?
— Кашица второй год, а евонная Елизавета с месяц наведывается.
— Ходит кто к ним?
Дворник развел руками:
— Ходють, но не часто. Я глядел в окно: за столом чаи распивают, играют в карты, книжки какие-то вслух читают.
— Что за народ?
— Разные стюденты в шляпах и в калошиках. Я об том сказал, где следует, а там: «Пусть себе играют!»
— А кто ходит, фамилии, клички знаешь?
— Че не знаю, того не знаю. Хозяйка дома в Лопасне живет, сын у ей там.
— Сейчас жильцы
— Не приметил, должны быть на месте. А вон, в окошке личность бабья мелькнула — дома оба сидят. Голубки сизые, друг дружкой утешаются. Вы вечером приходите, когда они свет зажгут, может, чего и увидите.
Соколов задумался: «Хорошо бы наблюдение установить, хоть на недельку. Да времени, к сожалению, нет. К тому же улица пустынная, филеров сразу приметят. Спугнем, потом иди-свищи ветра в поле! Пойду-ка возьму их тепленькими».
— Топай вперед!
Пожар
Дворник открыл калитку, закосолапил по узкой, пробитой меж высоких снегов тропинке.
Соколов двигался за ним. Крыльцо было покрыто тонким слоем нетронутой изморози. Соколов понял: никто из дома нынче не выходил. Он похлопал по плечу дворника, негромко произнес:
— Скажешь: «Уведомление принес, откройте!»
— Че, удомление? Какое такое?
— У-ве-дом-ление! Ну, бумагу! Запомнил? Иди вперед.
Сыщику показалось, что в окошке вновь мелькнуло женское лицо.
Дворник взошел на кривое крыльцо, потопал по нему ногами, сбивая снег. Соколов дал знак: стучи!
Дворник, сжав кулак в рукавице, деликатно приложился к обитой клеенкой двери. Стук получился тихим, никто на него не откликнулся.
Соколов оттолкнул дворника, дернул с силой за ручку. Ручка вылетела из гнезда.
Соколов совсем рассердился, отступил на шаг и ударом сапога так долбанул в дверь, что по домишку пошел гул, а под обивкой вылетела доска.
Еще удар, и вся дверь превратилась бы в щепки. Но в этот момент взволнованный женский голос, показавшийся Соколову знакомым, испуганно спросил:
— Кого надо?
Дворник замялся, вся умная речь у него явно вылетела из головы. Соколов слегка подбодрил его кулаком по ребрам. Это малость дворника взбодрило. Он скороговоркой выпалил:
— Откройте, это я! Принес эту… удивлению.
— Чего вы хотите?
— Да открыть должны, я гумагу вручу.
— Какую бумагу?
— С печатью!
— Подождите, я спала, сейчас оденусь и открою.
Соколов теперь окончательно убедился: голос этот он уже где-то слышал. Но где, вспомнить не мог.
Прошла минута-другая. Дверь не открывали. Соколов понял, что ее и не откроют, его провели как мальчишку.
Рассвирепел, гаркнул так, что с ближайшего куста, на которой кровавыми пятнами рассыпались ягоды, посыпался снег:
— Открывай! Сейчас дом разнесу — в щепки!
За дверью раздался топот быстро удаляющихся ног. Соколов решил повторить свой знаменитый подвиг, о котором некогда взахлеб писали газетчики.
И явно перестарался. Дверь, растворявшаяся наружу, теперь с жутким треском влетела вовнутрь. На нее, по инерции, грохнулся великий сыщик.
Но он тут же вскочил и продолжил свое наступление.
Через мгновение сыщик влетел в дом. После яркого солнечного света не сразу увидал Семена, который был Мишкой Маслобоевым. Тот, встав на табуретку, судорожно шарил рукой за божницей.
Сыщик закричал:
— Руки вверх!
Мишка выхватил из-за божницы револьвер, но при этом произошла заминка: длинным дулом револьвер зацепился за цепочку, на которой висела лампада. Та, проливая масло, полетела вниз, на старые газеты и журналы, лежавшие на полу.
Соколов бросился к Мишке. Мощным ударом ноги он выбил из-под него табуретку. Мишка полетел кубарем вниз и с размаху хлопнулся спиной на стоявший у стены комод. Грохнул выстрел, с потолка посыпалась труха.
Сыщик обеими руками вцепился в револьвер, вместе с Мишкиной кистью крутанул его с жуткой силой. Злодей дико заорал от боли. Револьвер стукнулся о дощатый пол. Сыщик подхватил оружие.
Для более сильного впечатления Соколов с размаху, словно кувалдой, грохнул кулаком, сжимавшим револьвер, Мишку по скуле. Голова жертвы мотнулась в сторону, Мишка, не издав звука, вмиг обмер и тяжело повалился на пол.
«Где сообщница?» — озаботился Соколов. Он окинул быстрым взглядом помещение: у окна обеденный стол, несколько ободранных стульев, печь с полатями, лавка, занавесь в другую комнатушку, обычно заменяющая в бедном жилье дверь.
Соколов распахнул занавесь. Перед ним предстала небольшая спальня с окном, выходившим на зады. Окно было распахнуто…
Соколов выглянул во двор. Под окном снег был изрядно утоптан. Зато на снежной целине, шириной не более аршина и ведшей к забору, запечатлелись свежие глубокие следы. В заборе были отброшены две доски.
— Вот куда она делась! — азартно воскликнул Соколов. Он хотел было догонять беглянку, как вдруг за спиной услыхал подозрительное потрескивание, в нос потянуло запахом дыма.
Сыщик бросился назад в дом.
Пламя пожирающее
Упавшая лампада воспламенила валявшиеся газеты. Те полыхнули высоким, жарким пламенем, перекинулись на табуретку и стену, сухие словно порох.
Рядом лежала жертва необузданной силы русского богатыря. Огонь ласкал ноги Мишки, и брюки уже дымились.
Соколов подхватил несчастного под мышки. Сыщик тащил злодея, и ноги жертвы гулко стучали по ступеням крыльца. Пребывавшего в беспамятстве Мишку сыщик отволок от порога саженей на пять и бросил на снег.