Триумф графа Соколова
Шрифт:
Мартынов понял — спорить бесполезно. Но ему хотелось еще многое обсудить с гением сыска. Он пошел на хитрость, пригласил:
— Ну что, Аполлинарий Николаевич, нынче по старой памяти соберемся в Охотном ряду в трактире Егорова? Хорошо пообедаем…
— Извини, дорогой начальник! Я тороплюсь. Мне пора на тренировку в атлетический клуб «Санитас».
— Как же, как же, газеты уже раструбили о твоем матче в Кракове. Приз какой-то фантастический — пять тысяч рублей. Это правда?
— Да, только с поправкой: если проиграю — заплачу, если выиграю —
— Почему? И какая связь с боксерским матчем?
— Не могу брать чужие деньги, жалко проигравшего.
Мартынов рассмеялся:
— Если бы не знал, что вы всегда говорите правду, — не поверил. Гений сыска, который преступников на костре коптил, голыми по морозу среди белого дня по Москве водил, в реке топил, жалеет проигравших соперников!
— Но так я поступаю только с отпетыми злодеями. — Помолчал, задумчиво добавил: — Я и преступников жалею, но только когда они в тюрьме сидят.
— Вся Москва с восторгом говорит о вашей щедрой манере — тюремным сидельцам на Пасху и Рождество приносить передачи: сотню-другую эклеров, апельсины и яблоки — коробками. Чувствительные дамы умиляются, а старушки за ваше здравие по церквам свечи ставят. Идете по стопам доктора Федора Гааза?
— Ну куда мне до этого тюремного «святого доктора», как его называли… Для доктора заключенные были как дети родные. Да и по своей службе он был ближе к ним. Удивительно! Доктор умер полвека назад, а цветы ему на Немецком кладбище по сей день на могилу кладут. Кто? Потомки тех, чью боль он разделил? А у меня главная задача — не пирожками убийц кормить, а выловить и обезвредить. — Сжал громадные кулачищи, потряс ими в воздухе. — Эх, такие сейчас горячие денечки, а тут вынужден на несколько дней отвлечься.
— Желаю вам, Аполлинарий Николаевич, тонкого чувства дистанции и, как всегда, сокрушительного удара! Вернетесь — вместе отметим победу.
Соколов отрицательно помотал головой:
— Нет, только после главной победы — разоблачения революционной банды, за которой гоняемся!
Мартынов обнял Соколова:
— Согласен, дорогой вы мой человек, Аполлинарий Николаевич!
— Но и вы без меня времени не теряйте: используйте осведомителей, усильте контроль на вокзалах…
— В Саратове уже сегодня за домом, названным Маслобоевым, установят наблюдение. Поздравляю с блестящим успехом!
Соколов отрицательно помотал головой:
— Про успехи можно будет говорить лишь тогда, когда поймаем Елизавету и тех, кто сжег прокурора. Впереди нас ждут испытания великие.
Гений сыска оказался прав: эти испытания оказались страшными.
Глава IV
КАПКАН ДЛЯ ЛЕНИНА
Горячий прием
Накануне прибытия Соколова в Краков газеты были полны самой разной восторженной чуши, забавно путали правду и небылицы. Приключения барона Мюнхгаузена казались сущими пустяками
Кончилось это тем, что на вокзальный перрон приперлась громадная толпа почитателей и почитательниц, а также местные члены «Атлетик-клуба». Заиграл военный оркестр, клубные господа подхватили Соколова на руки и понесли, понесли. Дамы швыряли букеты, норовя попасть в физиономию сыщику, а под небеса взлетало восторженное «ур-ра!».
Соколова донесли до авто. На привокзальной площади сыщик увидал громадный фанерный щит. На нем, словно на незатейливом лубке, аляповато были изображены две мясистые кровожадные фигуры в боксерских перчатках.
Внизу на немецком языке было выведено:
МАТЧ-РЕВАНШ!
ЕЖИ ШТАМ-БЕСПОЩАДНЫЙ
ПРОТИВ
УБИЙЦЫ НА РИНГЕ
ГРАФА СОКОЛОВА!
Приз-фантастика —
5 тысяч рублей!
Бой до нокаута.
Спешите видеть!
Авто рвануло в сторону старого города.
В самом фешенебельном «Гранд-отеле» знаменитого русского ждал четырехкомнатный «люкс» с громадной кроватью под шелковым балдахином, похожим на бассейн аквариумом для рыб, картинами на стенах и роялем в гостиной.
Приглашение вождя
Едва Соколов принял душ и пообедал в ресторане, как к нему густой очередью пошли визитеры — местные начальники, спортивные функционеры, журналисты, просители денег на лечение и даже пара брачующихся за благословением.
Соколов часа полтора принимал посетителей и уже приказал портье:
— Сегодня никого ко мне не пускать!
И тут к Соколову пожаловал новый знакомец. В номер вошел… Роман Малиновский.
Приятель Ленина поклонился, выразительно посмотрел на кресло, спросил:
— Сесть можно?
Соколов почувствовал, что разговор предстоит любопытный. Он любезно произнес:
— Снимайте пальто! Садитесь, Роман Вацлавович. Марсалу будете пить?
— После морозца хорошо винцо пойдет! — оживился гость.
С прежней любезностью Соколов разлил по бокалам великолепное вино и подбодрил:
— Внимательно слушаю вас, Роман Вацлавович.
— Я пришел к вам, господин полковник, по поручению большого друга всего человечества товарища Ульянова-Ленина. Это человек редкого ума. — Голос Малиновского звучал патетически. — Такие люди родятся раз в сто лет. И я рад, что вы это поняли.
— И чем я могу быть полезен «другу человечества»?
— Владимир Ильич желает с вами иметь аудиенцию.
— Предыдущая наша встреча закончилась, увы, печально. Я этого «друга» вгорячах швырнул в хладные воды Белой Бистрицы.
— Товарищ Ленин готов считать ваш поступок… э-э, как сказать… случайным. Он очень уважает вас как выдающуюся государственную личность, проникнутую революционными идеями и неоцененную царским режимом.
Соколов решил собеседнику подыграть. Он сделал лицо печальным, как на похоронах архимандрита: