Триумф графа Соколова
Шрифт:
Соколов засмеялся:
— Так, братец, не пойдет! Вдруг ты себе зажулишь, а? А здесь не меньше тысячи. А мне от господ потерявших обязательно может быть приятное вознаграждение.
Дворник постучал валенком о валенок, перешел на жалобно-просящий тон:
— Пойми, немудрая твоя голова, я при исполнении и обмануть не имею резона. Давай, давай сюда, не утруждайся… — Он протянул руку.
— Не окусывайся! Толком отвечай: живут такие в твоем доме? Коли живут — проводи, а я тебе половину премии отдам.
Дворник вздохнул и озлобленно сплюнул:
— Ну, скажем, не живут!
Соколов миролюбивым тоном отвечал:
— Открой, любезный, ворота. Я пройдусь, поспрашиваю у жильцов, может, кто и видел моих седоков.
— Ишь, чего пожелал! Да тут и жильцов, окромя меня, никого нет. Это дом наследников купца Назарова. Слыхал, поди? Прошлой масленицей он изволил блинками обкушаться, ну и не откачали. А человек хороший был, цветущий. Завещанию не подумал составить. Вот теперь наследники промеж себя грызутся, судятся. Дом пустой стоит. А я заместо сторожа остался. Мне они жалованью выдают, потому как совсем без глаза нельзя — все лихие людишки растащат. Наш человек терпеть не может, ежели что без присмотра, обязательно утащит. Не нужно, а все равно унесет. Смекнул? Ну, милый человек, давай сюда находку, на двоих поделим, а? А то дуну сей миг в свистелку, городовой на углу стоит… Он мне приятель, мы с ним выпивали. Все отберем у тебя, да еще протокол составим: украл!
Соколов понял: дело зашло в тупик! Надо сменить тактику.
— Нет, братец, с тобой говорить — только себе убыток! — Он вскочил на облучок и тронул жеребца в глубь переулка.
Фаворит
Фамилия дворника была Дерюгин, и поселился в Москве он недавно — всего второй год. Прежде Иван Дерюгин жил в Самарской губернии, в богатом приволжском селе. Было тут три трактира, школа, больница, а владелицей всех этих угодий была пышнотелая сорокалетняя вдовушка Панфилова.
Из-за этой вдовушки жизнь Дерюгина оказалась нарушенной. Но расскажем все по порядку.
Крестьянский труд Дерюгин не любил, считал его трудным и унизительным. Несколько раз его били за воровство, и он даже успел год в тюрьме посидеть. В заключении он освоил самое необходимое на селе дело — коновала. Знал его он плохо. Из всех ветеринарных средств пользовался лишь двумя: от наружных повреждений — прижиганием раны, от внутренних недугов — принудительным вливанием раствора английской соли.
Чаще всего животное, вопреки усилиям неуча, выздоравливало. Так что местный народишко был о коновале мнения скорей хорошего, чем плохого.
И совершенно не чаяла души в нем упомянутая барыня Панфилова. Она то и дело требовала коновала к себе в дом, где он якобы прикосновением рук снимал у нее мигрени и прочие недуги.
Когда проштрафился староста Терентий, барыня даже вознамерилась на эту должность поставить своего фаворита. Однако сельский сход вдруг проявил такую строптивость, что дело едва не дошло до бунта.
Так что барыня Панфилова сдалась. В утешение она купила фавориту новые со скрипом хромовые сапоги и шелковую кумачовую рубаху с поясом о двух кистях.
Вскоре в
— Ванюша, купи на ярмарке хорошего жеребца — для моего выезда. Вызывался Терентий, но я так полагаю, что ты справишься лучше.
Коновал поцеловал барыне руку, запряг тарантайку и укатил в Самару.
Самара была замечательной во многих отношениях. Этот губернский город, как писали путеводители, «находится на месте скрещения железнодорожных путей с окраин Востока и Азии с путями Центральной России. Город получает и отправляет миллионы пудов зерна, хлеба, множество лесных и нефтяных материалов».
Здесь была городская дума, Государственный банк, памятник Александру II, конно-железная дорога, электрическое освещение центральных улиц, которые были залиты асфальтом, древняя Спасо-Преображенская церковь, Струковский сад с ресторацией, театр, четыре клуба и несколько публичных домов.
Именно последние привлекли пристальное внимание вновь прибывшего сельского красавца в сапогах с модными высокими голенищами и чужими деньгами в кармане новой поддевки.
Иван Дерюгин выбрал самое роскошное заведение мадам Бергольц, что располагалось в двухэтажном доме на центральной улице — Дворянской.
Веселые девицы встретили гостя как самого родного.
Они наперебой ласкали его, лезли целоваться взасос, а он приказывал и приказывал нести из буфета шампанское, пирожные и конфеты.
Утром дорогой гость проснулся в совершенном одиночестве на какой-то узкой грязной кровати, со страшной головной болью и без копейки в кармане.
Гость начал скандалить и требовать свои деньги. Денег ему не дали, зато незамедлительно явились какие-то молодцы, которые стали выставлять его вон и с которыми у Дерюгина случилась жестокая драка. Иван был парнем сильным и отчаянным. Он проломил подвернувшимся колом одному из молодцов голову, а ему самому выбили кистенем око.
Дерюгин вернулся домой без глаза и денег. Он сказал барыне, что на него напали в дороге разбойники, чуть не убили, а деньги отняли.
Барыня заплакала, ибо была чувствительна и ее стала угрызать совесть. Ведь это она послала Ванюшку на ярмарку. Барыня, презрев пересуды соседей-помещиков, поселила несчастного одинокого коновала у себя дома — «на время лечения».
Барыня несчастного всячески утешала, а заодно по нескольку раз в день утешалась сама.
В благодарность за все доброе Дерюгин влез в шкатулку своей шкварки, вытащил двести рублей и коварно бежал в Москву.
Барыня жалела о деньгах, но более того — о потере сердечного друга. Она часто вздыхала:
— Как много в людях неблагодарности!
И это была сущая правда.
После этого барыня переписала завещание, из которого исключила беглого любовника. Сам беглец про завещание ничего не знал — ни теперь, ни прежде. Он нашел в Москве приличное спокойное место, поселил к себе под видом жены бедную белошвейку и жил хорошо, но ему хотелось еще лучше.
И вот пришел день, когда дворник Дерюгин решил, что фортуна послала ему шанс. Как все бездельники, он верил, что можно одним махом разбогатеть.