Триумф королевы, или Замуж за палача

Кос Анни

— Не пропустил, — не ожидала, что первое, о чем он спросит, будет состояние слуг. — С ними всё в порядке, оба спят уже несколько часов.

— Рад, что они не пострадали.

— Со мной тоже всё хорошо, если тебе интересно.

— Вижу.

Он стянул сапоги, бросил их на пол. Следом полетели шарф, теплый плащ и даже сюртук. Штрогге ослабил ворот рубашки, прошел в кабинет, плеснул в стакан крепкой травяной настойки, выпил залпом, а потом принялся зажигать свечи. Методично, размеренно, одну за другой, словно это было сейчас самым

важным в мире делом.

— Если не бежишь от меня в ужасе, то хотя бы не стой столбом посреди комнаты, — бросил он. — Принеси еще свечей, мне нужен свет. Как можно больше света.

— Не поделишься, что случилось?

Золотистые огоньки постепенно заполнили все свободные поверхности. Мягкое дрожащее сияние превратило комнату в некое подобие священного храма, правда, с винными бокалами, опасными зельями и книгами по магии. Макс закрыл глаза, неторопливо и очень глубоко вдохнул. Темный рисунок вен на его лице слегка побледнел. Ах вот оно что: ему нужен свет, чтобы вернуться к более человеческому виду!

— Кроме того, что час назад я убил женщину, предварительно стерев её личность весьма мучительным способом? — ответил он наконец на мой вопрос. — И что стал свидетелем спланированного ею отравления королевы и последующего за этим выкидыша? Ну, почти ничего.

— Как? — опешила я. — Кто?

— Марта Стейн, помнишь такую?

Пришлось кивнуть, хотя судьба мелкой дворяночки из провинции меня взволновала куда меньше осознания того, что Агнес в очередной раз потеряла ребенка. Редкая удача для меня.

— Я буквально слышу, как в твоей голове выстраивается механизм очередной интриги. — Муж наклонился ко мне, словно собирался поделиться чем-то секретным: — Я был в её воспоминаниях. Погружался так глубоко, как никогда прежде. Видел, как она взрослела в окружении лидорских аристократов, как ты по-женски делилась с ней наблюдениями о короле, его привычках, предпочтениях в еде, музыке, развлечениях. Помогала выбирать платья, дарила драгоценности. У тебя отличный вкус, Сюзанна. Жемчуг действительно ей шел. Интересно, зачем ты это делала?

— Баронесса была по-своему полезной, — я пожала плечами, — отличным способом занять скучающие умы сплетников. Идеальная кандидатка в фаворитки: красивая влюбленная пустышка, не представляющая угрозы стране.

— Агнес бы с тобой сейчас не согласилась.

— Кто же знал, что Марте хватит дури на покушение? Ты хоть представляешь, сколько таких, как она, было в постели Фердинанда за последние лет пять? Откровенно говоря, я даже не была уверена, что дядя заинтересуется ею надолго, слишком уж бесхитростно она предлагала свою любовь и преданность. Такое может привлечь мужчину, но никак не удержать.

— Тут ты права, чтобы удержать, нужно гораздо большее, — в его тоне проскользнула откровенная насмешка, заставившая меня присмотреться к Максу внимательнее.

— Что ты хочешь услышать? — я сдвинула на стол между нами несколько свечей, наблюдая, как тьма

медленно тает на его коже, а глаза хотя бы отдаленно приобретают человеческий вид. — Что мне жаль Марту? Что я скорблю о потере Агнес? Не более, чем они обе скорбели о моей судьбе. Пусть хоть все друг друга сожрут. Единственное, что сейчас меня волнует, это что будет со мной и как помочь тебе. Вид у тебя, мягко скажем, паршивый.

— Справлюсь сам. Не впервые.

— А нужно ли? Самому, — я обошла стол и коснулась кончиками пальцев тонких черных узоров, нахмурилась: кожа линаара горела. Рука легла на его плечо напротив печати, ладонь прошибло огнем, словно от ядовитой крови.

— У тебя жар.

— У меня не бывает жара. И лихорадки не бывает. Но за умение проникать в чужие мысли надо платить, а король, как и я, как и ты, отлично знает, что теми, кто «по-своему полезен» принято жертвовать. Время от времени.

Он выдвинул ящик стола и вынул из него уже знакомый кинжал, заправил его за пояс сзади, принес небольшую кожаную сумку, сунул в нее папку с бумагами и два увесистых мешочка из запертого прежде отделения шкафа. Движения Штрогге были лишены суетливости, но я все равно поняла: он спешит и не на шутку встревожен.

— Переоденься, — бросил мне муж отрывисто. — Мы уходим, как только окончательно развиднеется.

— Но Джейме спит, повозка будет готова в лучшем случае через час.

— Разве я сказал «поедем»? Обувь выбирай поудобнее, никаких украшений и дорогих нарядов. И постарайся не разбудить Жеони: чем меньше она и Джейме будут знать, тем лучше всем нам.

— Но…

Слова застряли в горле, когда муж поднял на меня непроглядно-черный взгляд:

— Не заставляй меня повторять, пожалуйста. И не трать время зря.

В голове роился десяток вопросов, но благоразумие настойчиво советовало воздержаться от проявлений любопытства. Из дома мы вышли спустя всего полчаса. Оба в потертых плащах с чужого плеча, которые Штрогге вытряхнул из каморки около кухни, да и на улицу пришлось выходить через задний двор. Я шла, низко опустив капюшон и стараясь не поднимать головы, Макс точно так же, но в полушаге впереди, показывая дорогу. Одной рукой он придерживал сумку, переброшенную через плечо, второй то и дело пытался поплотнее запахнуть плащ, очевидно, лихорадка давала о себе знать, и линаар мерз на свежем утреннем ветру.

Идти пришлось долго. Без Макса, уверенно петляющего в лабиринте грязных улиц нижнего города, я бы точно потерялась. Только когда в нос ударил запах сырости, тины и рыбы, я поняла, что мы выбрались к торговым причалам. Тут уже царила оживленная суета: мужчины выгружали корзины с уловом на бревенчатый причал, гнали лодки вверх по течению реки. Буквально в паре шагов в стороне группа женщин чистила и потрошила рыбу для продажи. Вся набережная была буквально завалена сетями, плетеными из лозы ловушками, сачками на длинных рукоятках и мотками веревок.