Триумф рыцаря
Шрифт:
– Хочу в подвал! – заявила Игрейния и сделала шаг к ведущей в подземелье лестнице. Никто не двинулся с места. – Что, прикажете мне самой себя запирать?
– Игрейния, ваша комната наверху, – снова попытался избежать конфликта служитель церкви.
– Да, моя комната наверху, – отозвалась она и гордо взглянула на шотландца. – Но теперь я предпочитаю подвал.
Аллан вопросительно посмотрел на Эрика, но тот только пожал плечами.
– Да ради Бога! Если таково ее желание, проводи леди, куда она хочет.
Игрейния спокойно повернулась и направилась
Отец Маккинли в бешенстве повернулся к Эрику.
– Вы, сэр, ослеплены своим горем! Игрейния не принадлежала к тем, кто пленил и держал взаперти вашу жену и семьи ваших людей. Она самоотверженно трудилась, чтобы спасти жизни больных. Люди умерли не потому, что она не проявила усердия, – причиной тому безжалостная чума.
Эрик оперся о стол и покачал головой.
– Вы же слышали, отец Маккинли: она сама предпочла подвал.
Некоторое время священник не находил что ответить. И пока он подыскивал слова, шотландец повернулся к Гарту:
– По-видимому, у леди Игрейнии с ее комнатой связано слишком много печальных воспоминаний. Я испытываю то же чувство.
– Покои родственника лорда Афтона, сэра Роберта Невилла, ничем не хуже и расположены напротив ее спальни.
– Вот и славно, я буду занимать их, пока нахожусь в замке. Мне надо отдохнуть. Завтра предстоит тяжелый день. Гарт, распорядись, чтобы ужин мне подали в комнату. А с вами, Аллан и Питер, мы встретимся здесь рано утром и обсудим, что делать дальше.
Он вышел из зала и направился вверх по лестнице. При каждом шаге его голова подрагивала: Эрик безумно устал и в то же время невероятно злился. Ему не понравилось, что леди оказалась в подземелье, и не понравилось, как смотрели на него его люди.
Эта женщина все-таки настояла на своем! И это ему уже не нравилось.
До рассвета было еще далеко, а Игрейния уже пожалела о своей гордыне и строптивости.
Здесь не было никакой паутины. Все было чисто вымыто. Больные либо умерли, либо поправились, и люди Эрика на совесть вычистили помещения. На полу лежал свежий тростник, только что набитый матрас служил ей сносной постелью. Но Игрейния оказалась одна. А по соседству располагались склепы, где покоились останки мужа, леди Марго и ее дочери. И когда она слышала, как воды рва с журчанием омывали снаружи каменные стены и как свистел ветер в бойницах, ей казалось, что это в темноте стенают духи умерших.
А потом в ее закуток забежала крыса. Вечером отец Маккинли принес ей ужин и сказал, что, как только она захочет, ее тут же переведут в другое помещение.
– Я арестантка, – возразила Игрейния. – Так что лучше оставаться за решеткой, чтобы ни на секунду не забывать о своем положении.
– Вы грешите гордыней, дочь моя, – расстроился церковник.
– У меня этот грех не единственный, – отозвалась она и внезапно улыбнулась. – Вы напрасно стараетесь: я его ни о чем не попрошу. А вам спасибо зато, что пришли. И за ужин – я ужасно хотела есть.
Священник горестно покачал головой.
– Если
– Есть зачем!
– Игрейния!
– Что слышно о Роберте Невилле? – спросила она. – Надеюсь, он выжил? Ведь он уже пошел на поправку, когда уезжал отсюда. Его не схватили?
Священник помолчал и тяжело вздохнул.
– Нет, его не схватили. Я слышал, что он благополучно прибыл в лагерь графа Пемброка. И конечно, рвется обратно. Но у Пемброка связаны руки. Так что быстрых перемен не ждите. Учтите, если хотите отсидеться в тюрьме, пока вас не выручат англичане, придется набраться терпения.
– Я сама не знаю, чего хочу, – призналась она.
– Мне пора, – вздохнул отец Маккинли. – Не нужно, чтобы они решили, будто мы с вами плетем здесь заговор.
– Но, помнится, мы с вами в самом деле плели заговор! – усмехнулась Игрейния.
– Это было раньше. Я боялся за вас и всеми силами старался удалить из замка. Победители могли нас наказать, но ничего подобного не случилось. Игрейния, поймите, жизнь продолжается. Война оставляет шрамы, но все на свете забывается и жизнь идет своим чередом. Даже здесь. Вот и сегодня в замке родился ребенок – сын булочницы и кузнеца. Кэтрин, его мать, потеряла во время эпидемии свою мать. Ребенок появлялся на свет трудно, но родился здоровым, и в замке стало на одного человека больше. Я обещал родителям благословить их чадо.
Игрейнии стало не по себе, словно она пропустила что-то очень важное.
– Тогда вам надо спешить, – пробормотала она. Священник кивнул.
– И передайте родителям, что я очень рада за них.
– Непременно. – Он медлил и не уходил. – Мне не хочется оставлять вас одну.
– Вам следует выполнять свой долг – заботиться о душах людей. А мне хорошо и здесь.
– Игрейния! – посуровел Маккинли. Теперь он заговорил как истинный воин Господень. – Он вас… ничем не обидел? Вы… его не боитесь?
– Хотите спросить, не попытался ли он меня изнасиловать? Нет! Он вообще не обращает на меня внимания. Я для него все равно что старая карга.
– В таком случае…
– Спокойной ночи, святой отец.
– Игрейния, вы ведете себя как…
– Как заключенная.
Маккинли всплеснул руками и вышел. А потом наступила ночь, и была она бесконечной. На рассвете в каменных казематах послышались шаги, и Игрейния тревожно вскочила.
– Это вы, отец Маккинли?
– Нет, миледи, это я, Эрик.