Триумвиры революции
Шрифт:
В Исполнительном совете произошла схватка.
Ролан доказывал, что Конвент следует созвать где-нибудь вдали от Парижа. Он считал, что нужно немедленно покинуть столицу, захватив с собой казну и короля. Другие министры его поддержали.
Тогда резко вскочил Дантон.
– Не забывайте, что сейчас Франция здесь, в Париже. Если вы оставите город врагу, вы погубите себя и родину. Париж надо удержать любыми средствами!..
– Он тихо добавил: - Я привез сюда мою семидесятилетнюю мать и моих детей. Прежде чем пруссаки войдут в Париж, пусть погибнет
– И, повернувшись к министру внутренних дел, снова повысил голос: - Ролан, берегись говорить о бегстве! Страшись, чтобы народ тебя не услышал!..
Париж оцепенел. Закрылись кафе и театры, по улицам дефилировали патрули, удвоенные караулы несли круглосуточное дежурство у всех застав, а из ночи в ночь шли повальные обыски.
– Измена!..
Новые сотни арестованных заполняли тюрьмы.
– Враг у ворот!..
Призывно трубили военные горны. Срочно сформированные отряды добровольцев спешили на фронт. Под Парижем возводили укрепленную линию обороны - рыли окопы, поднимали насыпи.
– Революция под угрозой!..
Страна переживала дни смертельной опасности.
Обстановка воскресного заседания Ассамблеи была нервозной. Депутаты делились последними слухами:
– Верден пал.
– Передовые отряды пруссаков вступили в Шалон.
– Кавалерия союзников на подступах к Парижу.
Кто-то посоветовал прервать заседание.
И тут вдруг на ораторскую трибуну поднялся высокий, кряжистый мужчина с квадратным лицом, обезображенным следами оспы.
Его громовой голос немедленно перекрыл шум зала, а первые фразы, произнесенные им, заставили Ассамблею встрепенуться и устыдиться.
– С чувством глубокого удовлетворения я, как министр свободного народа, спешу сообщить вам радостную весть: спасение отечества не за горами. Вся Франция пришла в движение, все горят желанием сражаться. Часть патриотов уже направлена к границам; часть - останется рыть траншеи; остальные, вооруженные пиками, будут охранять внутреннюю безопасность...
Это были прекрасные, мужественные слова. Кто мог бы выбрать более верный тон речи? Растерянности оратор противопоставил твердость, сомнениям - веру в победу. Раскрыв революционные заслуги Парижа перед Францией, он призвал Законодательное собрание мобилизовать все ресурсы страны на борьбу с врагом.
Раздались дружные аплодисменты. Людей, еще недавно таких растерянных и беспомощных, словно наэлектризовали. Многие депутаты вскочили с мест. Отовсюду слышались крики:
– Слава министру революции!
– Да здравствует наш Дантон!
– Мы требуем, - продолжал оратор, - смертной казни для тех, кто откажется идти на врага или выдать имеющееся у него оружие. Необходимы меры беспощадные. Когда отечество в опасности, никто не имеет права отказаться служить ему, не рискуя покрыть себя бесчестьем и заслужить имя предателя отчизны!..
Последние слова речи, которых не могли заглушить восторженные крики и рукоплескания, воспринимались как пламенный призыв, как подлинный гимн мужеству:
– Набат, уже готовый
Во всех публичных выступлениях, прокламациях и письмах Дантона теперь звучит лейтмотивом мысль: спасение народа в руках самого народа. И никакие крайности не должны останавливать патриотов, ибо родина - превыше всего; во имя ее защиты с корабля революции нужно безжалостно выбросить все, что мешает четкости его хода.
Министр революции не ограничивался речами.
Среди всеобщей растерянности он действовал.
Он руководил обороной Парижа, он формировал отряды ополченцев в столице, его комиссары набирали добровольцев в провинции, его имя прочно слилось с "сентябрем" - стихийными расправами народа с врагами революции.
Конечно, не следует думать, что так называемые "сентябрьские убийства" произошли вследствие воли Дантона; правильнее сказать, что Дантон их предвидел и, предвидя, использовал.
– Если нам суждено погибнуть, - рассуждали санкюлоты, - пусть прежде погибнут злодеи, хотевшие задушить революцию. Пусть не восторжествуют они над нами, пусть не прольют крови наших жен и детей, в то время как мы будем сражаться на фронте! Раз молчит правосудие законное, пусть покарает врагов правосудие стихийное!
"Сентябрь" бушевал над Парижем в течение трех дней: второго все началось, четвертого было закончено. Впрочем, "бушевал" - не то слово. Народное правосудие проходило в полном порядке, спокойно и уверенно, при строгом соблюдении форм, установленных выборными судьями. Если подсудимый был признан невиновным, ему не только давали свободу, но торжественно провожали до дверей его дома. Однако народные судьи были беспощадны к контрреволюционному духовенству, к царедворцам и защитникам Тюильри, к фальшивомонетчикам и агентам низвергнутой монархии.
Наказание было одно - смерть.
Мужество, твердость, сплоченность, проявленные французским народом в первые дни сентября, принесли плоды. В течение ближайшей недели из столицы на фронт ежедневно направлялось до двух тысяч вооруженных и обмундированных добровольцев.
На пути врага оказалась непреодолимая преграда.
Когда встревоженный герцог Брауншвейгский прислал своих представителей во французскую ставку, генерал Дюваль, уполномоченный для переговоров, заметил союзному делегату:
– Вы воображали, что скоро вступите в Париж. Но поход ваш кончится тем же, чем кончился поход Карла XII на Москву: вы найдете свою Полтаву.
Дюваль не ошибся.
20 сентября союзники нашли "свою Полтаву". Ею оказалась притаившаяся у Аргонского леса маленькая деревушка Вальми.
При Вальми Франция одержала первую победу над контрреволюционной коалицией. Через несколько дней французские войска, перейдя в наступление, вторглись на территорию Бельгии.
Революционная Франция была спасена.