Трижды до восхода солнца
Шрифт:
— Мы? — слегка удивилась Агатка.
— Вы же понимаете, что в прокуратуру я со своими догадками не пойду. Тело кремировали, зацепок никаких. К тому же среди тех, к кому бы следовало обратиться, вполне могут быть люди, которым смерть мамы только на руку.
— Так чего ты ждешь от нас? — продолжила настаивать сестрица.
— Чтобы вы провели расследование, — сказал он.
— Шутишь? Я — адвокат, а не сыщик.
— Если сыщик понадобится, я оплачу все расходы. И ваши тоже. Поймите, я могу просить о помощи только вас. И только вам доверяю. Вы мои старые друзья и точно не заинтересованы
— Сергей, мне неловко тебе говорить об этом, но ты же сам сказал: нет никаких фактов. Только твои догадки…
— Я был с вами предельно откровенен, потому что во всем хочу ясности. Если вы скажете, что мои подозрения — чушь, я буду жить спокойно. Если нет… человек или люди, убившие мою мать, понесут заслуженное наказание. По крайней мере, я сделаю для этого все возможное.
— Речь сейчас не об этом. Речь о том, что у нас нет достаточных оснований…
— Кое-что есть, — спокойно произнес Сергей. — Собственно, с этого и начались мои сомнения, которые и привели к вам. После смерти мамы я чувствовал себя крайне скверно, что неудивительно. Старые друзья старались меня поддержать. Один из них наш с тобой одноклассник, Агата. Ванька Левашов, о котором мы сегодня вспоминали. Он судмедэксперт, о чем ты хорошо знаешь. Так вот, мы встретились, изрядно выпили, и он как-то вскользь намекнул, что матери помогли умереть. Я был не в том состоянии, чтобы всерьез отнестись к его словам и потребовать объяснений. Но на трезвую голову наш разговор, конечно, вспомнил. И утром поехал к нему.
— И что? — нахмурилась Агатка.
— Он заявил, что мне это приснилось. Ничего подобного он не говорил да и не мог сказать. Врет Ванька всегда очень неубедительно. А он, вне всякого сомнения, врал. Причем был здорово напуган.
— Кто проводил вскрытие?
— Некто Суворкин.
— И он что-то сказал Ваньке?
Сергей пожал плечами.
— А кто еще?
— Но Ваньке-то чего в этом случае бояться?
— Вот это вы и выясните. Вдруг он скажет вам то, что не пожелал сказать мне.
— Я вижу, ты всерьез увлекся идеей заговора. Люди, наделенные властью, спешат избавиться от твоей матери, до того как она выпустит свою книгу?
— Ну, так разубеди меня в этом, — усмехнулся Сергей.
— Ага, скажи на милость, а на фига мне это?
— Я задавал себе тот же вопрос. И все же надеюсь на твою помощь. Потому что мы друзья или, по крайней мере, были ими, потому что мне не к кому больше обратиться и потому что никому, кроме тебя, я не поверю.
Агатка вздохнула и с минуту буравила его взглядом.
— Ты сам-то ее книгу видел?
— Нет. Я ведь относился к затее мамы как к очередному безобидному увлечению. До этого она занималась вышивкой, разводила розы и рисовала акварели. Я был рад, что она не зачитывает мне главы вслух. Акварелями, розами и вышивкой приходилось любоваться. После смерти мамы отец запер ее кабинет и никого туда не пускает.
— Так, может, и нет никакой
— Книга существует. Отец это подтвердил. Но, несмотря на мои просьбы, отказывается показать мне рукопись, это тоже кое о чем говорит.
— Например, о том, что ему просто тяжело заходить в ее кабинет и держать в руках рукопись, над которой она работала в последние дни, — заметила я.
— И это я допускаю. Я ничего не знаю наверняка, — очень серьезно произнес он. — Но хотел бы знать. Простите, что отнял у вас столько времени. — Сергей поднялся и молча уставился на Агату. Хорошо зная сестрицу, я была уверена, что в тот момент она мысленно чертыхалась.
— Попробуем, — неохотно произнесла она.
— Спасибо, — сказал Сергей и направился к двери, притормозил и, обернувшись, добавил: — Как я уже сказал, в расходах себя не ограничивайте. Я заплачу любые деньги.
— Любые деньги, — передразнила Агатка, когда дверь за ним закрылась. — Можно подумать, что это золотой ключик ко всем замкам.
— А то нет, — хмыкнула я.
— Еще одна умница. И кому ты его бабло втюхаешь? Ваньке Левашову?
— А что, можно попробовать. Он ведь был в меня влюблен. Женщина я свободная, авось прельстится. Не мною, так денежкой.
Агатка махнула рукой и начала бродить по комнате, хмурясь и что-то разглядывая у себя под ногами, бестолковое снование туда-сюда всегда являлось признаком тяжких раздумий. Я слилась с интерьером, стараясь ей не мешать.
— Что скажешь? — повернулась она ко мне минут через десять, утомившись бродяжничеством.
— А чего тут скажешь, раз ты уже все решила? Обещала попробовать, значит, будем пробовать.
— По-твоему, с горя Серега увлекся фантазиями?
Я ответственно отнеслась к вопросу, прикидывая и так и эдак.
— Тетка мне понравилась. Такая вполне могла замутить по полной. И если у нее был туз в рукаве, мало бы никому не показалось. А что касается Сереги… с папашей отношения не сложились, а денег у того немерено. Учитывая, что бабы падки на бабло, дядя, погоревав немного, может жениться вторично и даже детей нарожать. И денежки минуют карман твоего школьного приятеля.
— Он наследует долю матери.
— Ага, которую придется делить с отцом. То есть он в лучшем случае получит четвертую часть всего, чем владеет семейство. Многие считают, что целое куда лучше четверти. Так почему бы не получить все, обвинив отца в убийстве?
— Хорошо, что Серега тебя не слышит, — хмыкнула Агата. — Не скажешь, что ты сохранила веру в человечество.
— Это не мой друг, а твой. К тому же я пытаюсь быть объективной. Всю последнюю неделю ты твердишь, что это должно стать моей основной добродетелью.
— Да? Наверное, я увлеклась. Серегу я всегда считала приличным парнем. Но… люди иногда меняются. Особливо если в деле замешаны деньги. У него своих немало. Но много денежек не бывает. Он был с нами откровенен, я бы сказала, излишне. О том, что Багрянский не его отец, мог бы умолчать. Причину своей откровенности назвал, и она вполне годится. Хотя… вдруг это всего лишь хитрый ход… черт, я становлюсь циником.