Трижды до восхода солнца
Шрифт:
— Вы чего? — наконец-то смог произнести он.
— У меня встречный вопрос, — с крокодильей улыбкой сказал Берсеньев. — Развлекаешься от скуки или нас пасешь?
— Никого я не пасу, — обиделся мужчина, растерянность уступила место злости, на Берсеньева он смотрел с большой неприязнью, а я тем временем его разглядывала. Лет тридцать, скорее среднего роста, коренастый, физиономия вовсе не злодейская, даже приятная, а главное, мною ранее никогда не виденная.
— Значит, твоя тачка руля не слушает и сама едет, куда хочет. Ты бы ее приструнил, пока я нервничать
— Да пошел ты! — рявкнул парень и попытался закрыть дверь, но Берсеньев этому воспрепятствовал. Из проезжающих мимо машин на нас поглядывали с интересом, а я начала томиться.
Берсеньев въехал несчастному водиле кулаком в глаз и сказал:
— Видишь, я уже начал нервничать.
— Я сейчас милицию вызову! — завопил парень.
— А я не против. Главное, запомни, еще раз увижу тебя в досягаемой близости — и фингалом ты не отделаешься.
Берсеньев захлопнул дверь и направился к своей машине, я припустилась следом.
— Герой, — сказала с усмешкой. — Может, человек в самом деле ни при чем. А если он и правда вызовет милицию?
— Спорим, что нет, — усмехнулся Берсеньев, устраиваясь за рулем. Я только головой покачала.
Парень в «Опеле» терпеливо ждал, когда мы отъедем, на перекрестке мы свернули направо, а он налево.
— Расследование обещает быть впечатляющим, — сказала я.
— Ага. Жизнь заиграла новыми красками.
Вяло переругиваясь, мы добрались до моего дома. К некоторому моему удивлению и даже беспокойству, Берсеньев покинул машину вместе со мной. Заметив маету на моей физиономии, пояснил:
— Будет лучше, если я провожу тебя до квартиры.
— Кому будет лучше? — съязвила я.
— Мы ведь решили, что Агатку с тобой перепутали, — терпеливо принялся объяснять он. — Вдруг злодеи на этом не успокоятся?
Не дожидаясь моего ответа, он вошел в подъезд, мне осталось только за ним последовать. Сдвинув ногой коврик, лежавший у двери, и обнаружив под ним ключ, Берсеньев тяжко вздохнул, поднял ключ с пола и протянул мне.
— Может, на время оставишь свои милые привычки?
— Держать его здесь гораздо удобнее, чем таскать с собой, — оправдание в свете последних событий звучало не особенно убедительно. Берсеньеву оно толковым точно не показалось, он легонько постучал согнутым пальцем по моему лбу и с усмешкой произнес:
— Таскай его на шее, привязав ленточкой. Сойдет за оригинальное украшение.
Я открыла дверь, Берсеньев шагнул в квартиру первым, прогулялся не спеша, заглянув в комнату, кухню и ванную, туалет тоже не оставил без внимания.
— Порядок, — произнес весело. — Без нужды из квартиры не выходишь, дверь никому не открываешь. В общем, объявляю осадное положение. Завтра часов в пять позвоню, и начнем игру в сыщики.
— Значит, для тебя это игра? — не смогла я удержаться от замечания.
— Не стоит относиться к жизни чересчур серьезно, — ответил он и наконец-то удалился.
Утром я отправилась к Агатке в больницу, меня так и подмывало рассказать о внезапном появлении Берсеньева, а еще больше о его желании поучаствовать в расследовании.
— Без меня никуда лезть не смей, — на всякий случай пригрозила она.
— Да я и раньше никуда не лезла, — ответила я с обидой.
Берсеньев не шел из головы. Конечно, святые чувства бывают свойственны даже мерзавцам, но соглашаться с его объяснениями я не спешила, заподозрив в коварных намерениях. Вот и жалела, что не могу посоветоваться с сестрой. В такие минуты хорошо понимаешь смысл пословицы «Один в поле не воин». Заниматься расследованием, которое может быть опасным, на пару с таким типом затея откровенно глупая, но ничего умнее в голову не приходило. «Поживем — увидим», — мысленно утешила я себя, имея в виду наш шаткий союз. От того, что Берсеньев рядом, может быть существенная польза, в конце концов, выяснится, зачем ему расследование понадобилось.
Под диктовку сестрицы я написала список неотложных дел (к расследованию они отношения не имели) и, воодушевленная напутствием «теперь это твоя забота», покинув палату, прямиком направилась в контору.
Немногочисленные сотрудники смотрели на меня как на главу семейного предприятия, что вызвало легкое замешательство и даже трепет от непосильного бремени на моих плечах. Робкие возражения на сей счет во внимание не были приняты. Я вновь вспомнила о родном участке, с любовью и нежностью, и с тяжким вздохом включилась в процесс.
Ближе к пяти я пребывала в отчаянии, дел не становилось меньше, они имели свойство множиться и разрастаться, и конца этому не предвиделось. Звонок Берсеньева вызвал легкий шок, время в трудах праведных пролетело незаметно, впервые за долгие годы я пожалела, что в сутках всего двадцать четыре часа.
— Чем занимаешься? — весело спросил он.
— Пытаюсь понять, чем очень важные дела отличаются от тех, что подождут. Сестрица велела выстраивать приоритеты. Наверное, самое главное в жизни я, как всегда, пропустила.
— Не беда, — отмахнулся Сергей Львович. — Если что-то нельзя сделать завтра — значит, делать это и вовсе ни к чему. — Поразмышляв немного, я смогла усмотреть в его замечании признак гениальности. — Ну что, полегчало? — проявил он интерес, выждав минуту.
— Значительно, — ответила я.
— Видишь, как все просто. Заеду через полчаса.
На моем столе возникла очередная кипа бумаг, а я, широко улыбнувшись, сказала обретавшейся по соседству сотруднице:
— Нельзя объять необъятное. — И припустилась в приемную. Схватила пальто и намылилась к выходу, стараясь не обращать внимания на гневные вопли Агаткиной секретарши. — Не вноси в ряды паники, — посоветовала я ей на прощание. Потопталась немного у подъезда, бормоча под нос: — Завтра будет лучше, чем вчера. — И тут заметила машину Берсеньева.