ТРОЕ ХРАБРЫХ, ПЯТЕРО СПРАВЕДЛИВЫХ
Шрифт:
— Как тебя зовут? — спросил Хань Чжан.
— Цяо-цзе.
— Выходит, Чжуан Чжи-хэ это твой дядя?
— Да, господин.
— Я знаю его. Стой здесь и, как только увидишь, что кто-то идет, зови на помощь.
Сказав так, Хань Чжан побежал к Санхуачжэню.
Вскоре на дороге появился прохожий, расспросил девочку, что с ней случилось, и сообщил старосте. Староста не замедлил явиться. Женщину отвязали и вместе с девочкой отправили в ямынь. Весть об этом распространилась по всей округе, и Чжуан Чжи-хэ поспешил в уезд за племянницей.
На обратном пути он зашел в трактир
— Ее спас господин Хань!
Пока они обсуждали происшествие, сидевший за соседним столиком даос неожиданно поднялся и отвесил низкий поклон:
— Господин Чжуан, вы, кажется, упомянули господина Ханя? Не расскажете ли мне, как он выглядит?
И когда Чжуан сказал, что он высокий, желтолицый, с небольшой рыжей бородой, даос воскликнул:
— Это он!
А надобно сказать вам, что даос этот был не кто иной, как четвертый из справедливых — Цзян Пин!
Потягивая вино, он продолжал расспрашивать о вчерашних событиях и все больше убеждался в том, что здесь побывал Хань Чжан.
Когда Цзян Пин покинул «Приют великих мужей», солнце уже клонилось к закату. Проходя мимо храма Башня Железной горы, он увидел старого даоса с тыквенной бутылью для вина.
— Простите за беспокойство, почтенный, — поклонился Цзян Пин, — нельзя ли заночевать у вас?
Цзян Пин взял у даоса бутыль, сам сходил за вином, да заодно принес и разных закусок. Они расположились в небольшом флигеле, стали есть, пить и завели разговор. От Ху Хэ, так звали даоса, Цзян Пин узнал, что к его настоятелю пришел старый друг Хуа Ху-де, что они схватили какого-то человека и заперли в башне. Судя по описанию, это был Хань Чжан.
Вот что приключилось с Хань Чжаном…
Третьего дня ночью он вернулся в Санхуачжэнь на постоялый двор и услышал, что все толкуют о каком-то Хуа Ху-де — Бабочке, который сбежал от суда из Восточной столицы. [51] Хань Чжан переоделся, чтобы не быть узнанным, и отправился на поиски. Забрел ненароком в глухое место и при свете луны увидел храмовое строение. По надписи над входом он сразу догадался, что это женский буддийский монастырь. Вдруг внимание его привлекла мелькнувшая возле стены фигура. Хань Чжан взобрался на стену и заглянул во двор — нигде ни души. Спрыгнул на землю и тихонько пробрался к главному храмовому строению. Дверь не была заперта. Внутри горел свет, и на окне отчетливо вырисовывалась тень мужчины с приколотой к волосам бабочкой.
51
Восточной столицей (Дунцзин) называли город Бяньлян, он же Кайфын, бывший в то время столицей страны.
— Умоляю тебя, о дева! Исполни мое желание! Не серди меня!
— А что ты сделаешь со мной, если не исполню? — послышался в ответ девичий голос.
— Еще ни одной женщине не удавалось вырваться из моих рук! А ты что — монашка?
— Нет, но я в детстве долго болела, и родителям пришлось отдать меня в монастырь! Уйди, я уже подготовилась к загробной
— Подлая девчонка, вздумала пугать меня своей смертью! — Хуа Ху-де схватился за меч.
— Стой! — крикнул Хань Чжан, появляясь на пороге.
Хуа Ху-де вздрогнул, быстро обернулся, ударом ноги разбил лампу и выскочил наружу.
Неожиданно со стены во двор спрыгнул рослый детина с длинным резаком в руке и бросился на Хуа Ху-де. Тот одним прыжком перескочил через ограду и пустился наутек. Хань Чжан кинулся следом.
Детина тоже побежал. Вскоре они очутились у храма. Хуа Ху-де перескочил через стену, Хань Чжан — за ним. В это время во двор вбежал человек с криком:
— Ну, Хуа Ху-де, теперь ты от меня не уйдешь!
Хуа Ху-де перекувырнулся, взмахнул мечом и рассек Лань Чжану бровь. Тот, поняв, что дело плохо, бросился бежать.
Тогда Хуа Ху-де обрушился на нового противника. Но едва они схватились, как из флигеля выбежал настоятель, толстяк У Дао-чэн, вместе с Хуа Ху-де они схватили детину и заперли в башне.
Если хотите узнать, как на самом деле все было, прочтите следующую главу.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Цзян Пин освобождает Лун Тао, расправляется с У Дао-чэном и в Санхуачжэне находит Хань Чжана
Выслушав даоса, Цзян Пин подумал: «Второго брата, оказывается, схватили!»
Между тем даос захмелел и повалился спать. Тогда Цзян Пин сбросил с себя халат, захватил меч, погасил лампу и, выскользнув из флигеля, побежал на внутренний двор. Там он услышал, как кто-то сказал:
— Вы за что меня связали?
Но это не был голос Хань Чжана.
— Ты кто? — тихо спросил Цзян Пин, пробрался к пленнику и освободил его от веревок.
— А ты кто? — в свою очередь спросил пленник.
— Я — Цзян Пин.
— А я — Лун Тао. Хотел отомстить за брата и сам попал в ловушку. Вчера какой-то странник хотел мне помочь, но потом сбежал.
«Судя по описанию, это был Хань Чжан. Но почему он сбежал?» — подумал Цзян Пин и спросил:
— Видел ты здесь кого-нибудь?
— Какие-то двое направились к стене за бамбуковой рощицей.
— Ладно, жди меня — я скоро вернусь.
Цзян Пин пошел к роще и действительно увидел там стену. Он тщательно ощупал каждую доску, заглянул в каждую щель. Вдруг что-то звякнуло, и стенка раздвинулась. Цзян Пин протиснулся в узкий проход и увидел дом с террасами. В западной комнате горел свет, на циновке сидели двое и вели разговор. Цзян Пин подкрался к окну и прислушался.
— Успокойтесь, мудрый брат, — сказал один. — Экая важность — монашка!
— Да поймите же, старший брат, — ответил другой. — С тех пор как увидел ее, не нахожу себе места, не сплю и не ем. А она ни в какую, и слушать не хочет. Будь это не она, а другая, давно бы прикончил упрямицу, а ее — не могу!
Это вели между собой беседу У Дао-чэн с Хуа Ху-де. Цзян Пин чуть было не ворвался в комнату, чтобы расправиться со злодеем, но потом передумал, подкрался к двери и вполголоса позвал:
— Святой отец, выйдите на минутку!