Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу
Шрифт:
– Бери мою, – сказал, а сам словно в воду с обрыва сиганул. Даже глаза закрыл.
– Руку дай, – потребовал дед.
– Вам целую или, может, только кистью обойдемся? – пролепетал я, холодея внутри, аж пот выступил на лбу. Как-то не был я готов к такому повороту событий.
– Шутник, однако, – дед хмыкнул, протянул вперед свою костлявую правицу. – Не тяни, не время шутки шутить.
Была не была. Я осторожно переложил малышку в левую руку, правую протянул вымогателю, глаза зажмурил. Не хочу видеть, как меня конечности лишают.
Укол в палец пронзил
– Вдругорядь идти будешь, две монеты неси, – предупредил он. – Ибо должон.
Дед развернулся и поковылял сквозь туман, который тут же начал растворяться. Вместе с ним старик и пропал. Ни имени своего не оставил, ни попрощался. Странный он какой-то!
Вместе с туманом пропал не только таинственный старик, но еще и темень. Я стоял в том месте, куда вывела меня мавка. Лучи солнца скользили по листве, только уже с другой стороны. Вечер? Так быстро? А кто это стоит ко мне спиной, сгорбившись, как столетняя старуха?
– Устина, – тихо позвал я.
Мавка вздрогнула, резко повернулась всем телом, заломила руки и молнией метнулась ко мне, чуть с ног не сбила, шальная. Она дрожащими руками приняла у меня ребенка, шепча одно и то же:
– Доченька, доченька моя.
Девочка оставила, наконец, мой палец, потянулась ручонками к маме, заулыбалась пуще прежнего, заагукала, запузырила ротиком. Милашка какая!
Чтобы не мешать, я отошел в сторонку, присел возле рюкзака, пытаясь унять дрожь в коленках. Только теперь до меня дошло, сколько силушек богатырских отнял этот переход. Такое впечатление, что дед у меня не каплю, а литра три крови забрал. Или это тропа все силы высосала?
Додумать эту мысль я не успел.
Провалился в сон.
ГЛАВА 18
Знаете, было довольно интересно наблюдать, как Устина нянчила свою дочь. Хотя, с другой стороны, ничего необычного в этом не было, разве что ребенок рос очень быстро, буквально на глазах, а мать при этом совсем не кормила ее. Наверное, сказочные сущности питаются совсем не так, как живые люди. Нам на занятиях об этом что-то рассказывали, только вот из моей головы выветрилось все. Или не попадало совсем.
Мы сидели на берегу все той же реки, в которой мавка выловила меня. Ее дочь уже начала делать первые шаги, неуклюже спотыкаясь и шлепаясь на попку. Устина счастливо улыбалась, всякий раз помогая ей подняться. Она соорудила для девочки платьице из трав и цветов, и теперь казалось, что по земле топает букет, из которого торчат ручки, ножки и милая головка с длинными волосиками. Ночь выдалась теплой и звездной. Огромный диск луны пронизывал своими лучами листву, так что весь мир становился каким-то призрачным, почти нереальным. Где-то в стороне от нас неизвестные певуньи в три голоса выводили песню,
– Кто это поет? – спросил я, когда наступила очередная пауза. Нужно было спрашивать о главном, а мне не хотелось, так было хорошо сидеть в хорошей компании под луной. Устал, наверное.
– Русалки, – ответила Устина, качая на коленях малышку. – Скоро пожалуют в гости, на дочурку мою полюбоваться.
– И как думаешь ее назвать?
– Не знаю. Пусть водяной имя ей наречет.
– Почему он?
– Тебе нельзя, – виновато улыбнулась мавка. – Если человек имя потерчате наречет, оно тогда превратится в ангелочка.
– Разве это плохо?
– Не знаю. Только после этого я больше никогда доченьку не увижу. Не положено нам будет встречаться. А так через восемь лет она превратится в мавку, и мы всегда будем вместе.
– Думаешь, для ребенка так будет лучше?
– Я еще не думала над этим.
Повисла пауза. Мне нужно было задать несколько неудобных вопросов, но Устина так радовалась, так играла с девочкой, что мне стало неловко прерывать идиллию.
– Не томи себя, – мавка вроде бы и не смотрела на меня, а читала, не хуже открытой книги. – Спрашивай, что хотел.
– Я про старика, который нас пропускать не хотел без платы, – отважился, наконец, я. – Кто он?
– Страж тропы. Митником кличут. Прости, про плату не сказала. Как-то неожиданно встретились мы, вот я и растерялась.
– А почему он потребовал отдать жизнь, но взял всего пару капель крови?
– Разве в твоем Мире не знают, что кровь – это и есть жизнь? В ней, крови-то, есть все: и сила людская, и слабость. Она и расскажет о своем хозяине, и дорожку к нему проложит.
– То есть, кровь – универсальный носитель информации о своем хозяине? Ты это хочешь сказать?
– Слова-то у тебя какие-то мудреные, богатырь, – усмехнулась Устина. – Вроде и по-русски речь держишь, а все непонятно как-то, тарабарщина одна получается. Может, ты и прав. Токмо многие черные маги, особливо раньше, большую часть заклинаний на крови творили. Недаром, правда? Вот и потребовал Митник кровь взамен доченьки моей.
– Ему-то зачем? Свой банк крови создает, что ли? Или картотеку?
– Не ведаю я того, богатырь. Спроси сам при случае. А вот гостинец и должок для старика передам. Держи.
Она передала мне дочку, которой теперь на вид было не меньше двух лет. Попав снова в мои руки, девочка радостно начала хлопать своими ладошками по моим щекам, которые я надувал. В отличие от мамы, ее ручонки были теплыми, приятными на ощупь. Словно и не потерчатко держал я на своих коленях, а обычного ребенка человеческого.
– Возьми, – Устина протянула мне кошель, забрала дочку на руки. Девочка озадаченно посмотрела на меня, надула губки, но вдруг передумала плакать и звонко рассмеялась. От этого смеха с деревьев посыпалась листва наземь и не особо толстые ветви. Хорошо, что голову прикрывает шлем, а то, попади такая в темечко, не миновать увечья. – Вот и проснулся талант моей малышки.