Трое из Лукоморья
Шрифт:
— Что принести?
Деловитая Дара уже была тут как тут.
— Для начала тысячелистник и конский щавель. И дербенник тоже принеси. Егорыч, помоги Дарине, мне понадобится вода. Попробуем остановить кровотечение, пока не поздно.
Пока они несли всё, что нужно, я тихонько поглаживала оленёнка, одновременно шёпотом заговаривая рану. Одним заклинанием тут не обойдёшься; телесную рану и лечить надо воздействием на плоть, однако немного приостановить потерю крови мне удалось. К тому же воздействие на душу или разум — кому как больше нравится это называть — способствует также и изменению физического состояния. Кроме того,
— Дара, теперь нам понадобится медуница. Если ещё остался свежий сок, неси его. Ну, и всё, что нужно, чтобы зашить рану.
— Зимой, когда свежей медуницы не достать, можно использовать и засушенную, — говорила я, аккуратно орудуя иглой. — Листья надо растереть в порошок, и этим порошком присыпать раны. Свежий сок, конечно, лучше, но работать всегда приходится с тем, что под рукой. Медуница в любом виде полезна; помимо всего прочего, она помогает предотвратить гной. — Я глубоко вздохнула. — Ну, всё. Принимай работу, Егорыч. Ещё пару часиков он проспит. Ты сможешь за ним присмотреть?
— Да уж присмотрю, куда ж я денусь? — отозвался Егорыч. — Работа у нас такая, да и жалко его, малой ведь совсем.
— Ну, тогда пойдём в избу. Дам тебе пару травок, которыми рану обрабатывать, да и самого травяным чаем напою. Умаялся небось.
— Да есть маленько.
Егорыч не стал упираться. Тем более что ему ещё предстояло нести оленёнка к своему дому, а зверёк, хоть и молоденький, всё же весил достаточно. Ладно, хотя бы недалеко. Дом лесника располагался на краю леса, и был ближайшим человеческим жильём к моей избушке.
— Ох, и вкусный у тебя чай, хозяйка! — довольно заметил Егорыч, отхлёбывая из большой тёмно-малиновой чашки. — А правду говорят, будто к тебе звери сами за лечением приходят?
— Ну, как тебе сказать. — Я неопределённо повела плечом. — Некоторые приходят. Но не любые. Сам понимаешь, все звери разные, как впрочем и люди. Одни к нам ближе, другие дальше. Кто-то умнее, кто-то глупее, у кого-то сама природа уж больно от человеческой отлична, чтобы к людям приближаться. Вот вороны, например, птицы умные, быстро смекнули, какая от меня для них польза. Теперь приходят, если что не так — крыло, к примеру, переломано. Волки пару раз приходили, было дело. А вот, к примеру, медведь — никогда.
— Ну, оно и правильно, — отозвался Егорыч. — Чего медведя лечить-то? Разве только от медвежьей болезни?
— Только не перед моей избушкой, — покачала головой я.
— Ну а правда, что ему ещё? Спит себе в берлоге по несколько месяцев кряду, отдыхает, лапу сосёт. Бессонницей не страдает. Зверя крупнее его в наших лесах найти трудно. Кто ж его обидит?
— Человек, — ответила я, не задумываясь. — Человек — он такой, любого обидит. И того, кто крупней, и того, кто сильнее.
Егорыч немного покивал и повернулся к Даре.
— А ты, Дарина, стало быть здесь, искусству травницы обучаешься? Хорошее это дело, правильное. И никого не слушай, кто по-другому говорит. Только и могут, что злословить, языками молоть. А сами-то чуть что — сюда и бегут. Кто с ревматизмом, кого лихорадит, а у кого, извините, та самая медвежья болезнь.
— Ты умный человек, Егорыч, — отметила я. — Тебе бы не по лесу бегать, а в городе в университете работать.
— В каком
— Да, лето обещает быть жарким, — рассеянно кивнула я, а сама почувствовала внезапный прилив беспокойства.
— Ну, засиделся я, заворчался, а мне уж пора давно, — сказал Егорыч, вставая. — Спасибо тебе, хозяюшка, за чай!
Дара вспомнила, что и ей тоже пора домой к тётке, и вскоре я осталась одна — не считая, конечно, Мэгги, вновь уютно расположившейся у себя во дворике. Мне же было не до уюта. Отдёрнув занавеску, я выглянула в окно. Солнце медленно, но верно двигалось на запад; северо-западный ветер плавно раскачивал из стороны в сторону верхушки сосен. А у меня перед глазами по-прежнему стоял неожиданно привидевшийся образ — огромная огненная фигура, сгусток мощнейшей энергии, вырвавшийся свободу против всех законов и ожиданий.
Глава 2
С тех пор прошло три дня. Жизнь текла по своему привычному руслу, спокойная, размеренная, уютная. На второй день под вечер разбушевалась гроза; на третий распогодилось. На четвёртый день я проснулась непривычно рано, около шести часов утра. Вообще-то я сова: мне лучше всего работается ночью; именно в это время суток приливы вдохновения бывают особенно сильны, а в голову приходят самые лучшие идеи. Соответственно ложусь я поздно, зачастую под утро, ну и просыпаюсь уже ближе к полудню. Однако бывают и исключения, когда неведомая сила неожиданно поднимает меня на рассвете, совершенно независимо от того, в какое время я соизволила заснуть. Так вышло и на этот раз. Немного покрутившись в постели и поняв, что возвратиться в объятия сна не удастся, я потянулась — с чувством, до хруста костей — и приступила к обычным утренним делам. Застелила постель, умылась холодной водой, расчесала гребнем непослушные волосы, покормила Мэгги. Потом заварила себе крепкого чаю с земляничными листьями и уселась с чашкой на крыльце.
На востоке медленно поднималось над кронами деревьев заспанное солнце. Птицы кричали непривычно громко, как бывает только по утрам. Есть среди них и любители повопить вечером, перед самым закатом, но таких в наших краях поменьше. Было свежо, к тому же ветер дул с севера. Я зябко поёжилась, жалея о том, что не захватила из дому плед. Покрепче обхватила руками большую горячую чашку и склонила над ней голову, одновременно вдыхая приятный земляничный аромат и согревая лицо поднимающимся кверху паром.
Где-то среди деревьев мелькнул человеческий силуэт. Сперва я подумала, что примерещилось. В следующее мгновение мои глаза полезли на лоб, по-видимому задавшись целью повстречаться с затылком. Через поляну, пригнувшись и тяжело дыша, мне навстречу бежала Дара. Вид у неё был хуже не придумаешь. Начать с того, что девочка вся промокла насквозь — при том, что последние сутки дождь даже не моросил. Мокрые, грязные волосы висели безжизненными космами; тонкие струйки воды стекали с них на обнажённую шею и на одежду. Левая нога девочки была перемазана тиной; на правой красовалась свежая кровоточащая ссадина. А главное, Дара была одета в ночную рубашку, когда-то белую, а сейчас скорее серо-коричневую, плотно облепившую покрытое мурашками тело.