Трое под одним саваном (сборник)
Шрифт:
– Слышь, Фрэнк, подай моему другу то, что он попросит, и мне то же самое.
В этот момент краем глаза я уловил какое-то движение и, повернувшись, увидел Луиз. Она приближалась к нам из глубины зала. Видимо, там была задняя комната, где она переоделась, потому что теперь на ней было зеленое платье до щиколоток. Проплывая мимо, она бросила бармену:
– Фрэнк, стаканчик прохладительного в тон этому.
Она кивнула на ходу ковбою и обшарила быстрым взглядом меня. Я широко улыбнулся ей в ответ. Через пару шагов брюнетка обернулась и снова встретила мой взгляд. Подойдя к столику для игры в кости, она потянулась к выключателю и зажгла лампу
Зеленое платье с высоким воротом стекало по ее телу, обтягивая его так плотно, словно было резиновое, да еще на два размера меньше. Я бы поставил восемь против пяти, что под платьем у нее ничего не было – совсем ничего, даже этих ее прозрачных черных штучек. Платье облегало ее как собственная кожа. И я невольно подумал, что, пожалуй, смог бы привыкнуть к зеленой коже, если бы эхо была кожа Луиз.
Бармен смешал напиток – зеленый, как ее платье, и поставил его на край стойки, а затем сделал нам с ковбоем по хайболу. Я взял свой стакан в одну руку, другой поднял стакан с зеленым питьем и подошел к игорному столику.
– Это, должно быть, ваше, – любезно сказал я, протягивая ей напиток.
Девушка улыбнулась.
– Да-да, в тон платью, – игриво пояснила она. – «Розовая леди» к красному, шоколадный крем к коричневому; а это – мятный.
Я обрадовался удачному началу.
– Мне даже показалось, что ваше платье тоже из мятного крема, – пошутил я.
– Вам нравится? – улыбнулась она.
– Потрясающе! И знаете, весьма остроумно. А что вы надеваете под шампанское?
Она рассмеялась, и ее смех сам по себе действовал как шампанское – нежный, чуть булькающий звук, вырывающийся из глубины ее белоснежной шеи.
– Это, как я понимаю, риторический вопрос?
– Ей-богу нет! – как можно искреннее воскликнул я.
Верхний свет зажег мягкие рыжие искры в ее темных волосах, спускавшихся на плечи. Она была не чистой брюнеткой, как мне показалось сначала. Ее волосы скорее отливали оттенком красного дерева, как стойка бара: мягкая темнота с прикосновением темно-красного цвета. Я был знаком с парой девушек, зарабатывающих игрой в кости в Голливуде, и еще с несколькими в Сан-Франциско – там их побольше. Некоторые из них были тупы до дебильности, зато другие – блестящие дамы, которые могли бы сделать крупную карьеру в бизнесе или в администрации. Но они столько зарабатывали игрой в кости, что не было смысла ничего менять. Общее у них было одно: все они были очень красивы, так что мужчины, глядя на них, одинаково беспечно могли проиграть хоть десять центов, хоть тысячу долларов. Луиз не была исключением, и при этом она отнюдь не казалась дурочкой. На правильном овальном лице с темно-карими глазами все еще хранили улыбку теплые алые губы, приоткрывая ровные белые зубки.
Я вынул бумажник и потянул из него доллар, но передумал и достал двадцатку, которую положил на зеленое сукно.
– Сколько ставите? – спросила она.
– На все. Я чувствую удачу, – небрежно бросил я.
– Я обычно предупреждаю симпатичных клиентов, что в конечном счете выигрыш невозможен, – сказала она.
– Благодарю вас, – сказал я, не отрывая глаз от ее бедер, возвышающихся над игральным столиком. Она сидела на низком табурете, вся облитая светом, который серебрил ее плечи и грудь, выделяя упругие соски и оставляя под ними темные тени. – Но и проигрыш невозможен, – добавил я.
Она некоторое время изучала
– Бросьте эти штуки.
Луиз подтолкнула мне один из кожаных стаканчиков. Я старательно потряс его и выкинул кости на стол. Она глянула на них, подсчитав очки, и, подняв второй стаканчик, яростно затрясла его.
– Видите? – сказала она, выкинув кости. – Вы проиграли.
Я ухмыльнулся.
– Теперь я пропал. Остался без ужина.
– Правда, что ли? – недоверчиво улыбнулась она. – Вы будете сегодня голодать?
– Ну, может, удастся насобирать милостыни.
– Ах так. Ну да, конечно... Вы что, правда остались без денег? – повторила она.
– Угу. Это я забрасываю удочку. Очень осторожно.
– Не слишком-то вы похожи на очень осторожного! – рассмеялась Луиз.
– Это зависит от обстоятельств.
Я заметил, что смутный свет из входной двери на мгновение заслонила фигура нового посетителя. Но я так углубился в интересный разговор, что не обернулся. Однако тут же слева от меня вырос мой ковбой.
– Эй, фраер, – позвал он.
Я совершенно ясно услышал, как он назвал меня «фраером». Я посмотрел ему в глаза. На его квадратном лице играла жесткая усмешка.
– Помнишь, я рассказывал тебе об одном моем друге, который очень интересуется Луиз?
– Пусть себе интересуется. Я тоже интересуюсь. Что с того?
– Вот он, мой друг! Он пришел, фраер. – И ковбой ткнул большим пальцем через плечо.
Я обернулся, нацелив взгляд туда, где, по моим соображениям, должно было находиться лицо вновь прибывшего, но на этом месте я увидел – с нами крестная сила! – лишь галстучную булавку. Я поднял глаза повыше... и еще выше... и наконец добрался до лица. Это был не человек, а просто какое-то чудовище. Обнаружив наконец его лицо, я не сразу узнал его, потому что первые несколько мгновений я был слишком занят, размышляя, как же мне до него дотянуться. Но уже через десять секунд, разглядев узкий череп с костлявыми скулами, длинный острый нос, широко расставленные темные глаза и высокий лоб, прикрытый путаницей жестких каштановых волос, я вспомнил. Увидев однажды человека такого роста, потом вспоминаешь его без большого труда.
Глава 5
В 1945 году без его фотографии не обходилась ни одна спортивная страница. Он тогда еще учился в колледже, но уже был признанной баскетбольной звездой национального масштаба. Не подходя по размерам ни для какой службы, он сделал себе имя на баскетбольных площадках. Может, вы и сами вспомните: Томми Мэтсон по прозвищу Мэтсон Пушечный Удар. Это прозвище потом сократилось до Пушки. В 1946-м он стал профессионалом, но впоследствии был дисквалифицирован за грубую игру, граничащую с жестокостью. И отчасти еще потому, что однажды его допрашивали в Сан-Франциско по поводу некоторых матчей; впрочем, допросили и отпустили.
После этого он исчез. Его имя больше не появлялось на спортивных страницах, но я вспомнил, что он однажды был задержан за избиение, однако отпущен; потом участвовал в мелкой краже – средь бела дня, не имея при себе оружия. Последний раз я слышал о нем, когда его арестовали в Сан-Франциско, на этот раз за крупную ночную кражу, но опять без оружия. За это Пушка попал в Сан-Квентин. В своих расследованиях я иногда наталкивался на его имя, но ни разу не преследовал его самого. Однако он знал меня в лицо и не особо любил, потому что я пару раз помогал упрятать за решетку его дружков.