Трое под одной крышей
Шрифт:
Перескакивая через две ступеньки, он побежал по пролетам лестницы и надавил пуговку звонка. Надеялся, что дверь откроет Нина.
Резкий женский голос спросил:
— Кто там?
Первым побуждением было не отвечать и удрать.
— Алексей Георгиевич Камнев, — ответил он. Получилось слишком торжественно. А как он еще мог назваться?
На одну лишнюю секунду за дверью стало тихо. Потом дважды щелкнул ключ в замке, прогремела дверная цепочка и отодвинулся язычок английского замка.
— Входите… Только у меня не убрано, простите…
В
Ирина Павловна нервно рвала на себе тесемки передника.
— Садитесь, пожалуйста…
Но сама стояла, взявшись руками за спинку стула, — седеющая женщина, которая, по-видимому, уже давно не думала о том, что она красива. В такой ситуации Алексей тоже не осмелился сесть и мял в руках шапку, которую забыл оставить в передней на вешалке.
— Вы, конечно, понимаете, что я пришел говорить о наших девочках…
Ирина Павловна слегка наклонила голову.
— Они дружили десять лет, и вот теперь, перед окончанием школы, их дружба обрывается из-за каких-то пустяков или глупых недоразумений. Хорошо ли это? Может быть, мы с вами посодействуем их примирению?
Она промолчала.
— Вот, собственно, все, что я хотел сказать. Могу только добавить, что в нашем доме все любят Нину и нам ее не хватает.
— Вы говорите — разошлись по пустякам, — пальцы Ирины Павловны нервно перебирали спинку стула. — Нет, это не пустяки; например, это совсем не пустяки, когда они договариваются пойти посмотреть фильм и моя Нина ждет Аленку, а потом, когда картина сходит с экрана, выясняется, что Аленка ее, конечно, уже успела посмотреть, а Нина осталась ни с чем. Это хорошо?
— Нехорошо, — согласился Алексей.
Он мог бы добавить, что Нина видела фильм в первый же день с одним из своих поклонников и Аленке пришлось принять удар на себя, чтобы выручить подругу.
— И всегда так. На контрольной Нина решает ее задачу, а свою не успевает кончить. Аленке ставят пятерку, и она идет на медаль, Нине — четыре. Моя дочь из-за этой истории заболела, Аленка в тот же день пошла на вечеринку. Даже не поинтересовалась, что с Ниной, почему ее нет. Я тогда сказала: «Смотри, ты для Аленки все делаешь, а чем она тебе платит?»
— Разве в отношениях между друзьями можно все взвешивать и измерять?
Но Ирину Павловну трудно было остановить.
— Когда в седьмом классе у Аленки была ангина, моя дочь две недели прямо из школы ходила к вам, и я ничего не говорила, хотя она могла бы заразиться. Но когда у Нины в прошлом году была простуда, то ваша жена не пустила к нам Аленку…
И в этих словах многое, очень многое было неверно и искажено. Но спорить было ни к чему.
— Так мы никогда не договоримся, — сказал Алексей, — невозможно разбирать каждый случай в отдельности. Я заранее согласен — одна девочка ангел, другая, допустим, плохая. Но они любят друг друга.
— Ну и что? Они в неравном положении. За спиной Аленки стоите вы, ваше положение,
Бешенство заполняло его, но он понимал, что не должен позволить себе ничего лишнего. Он пошел к выходу, но в это время увидел девочку. Нина стояла в дверях и, видимо, все слышала.
— Нина, — сказал он, — я пришел за тобой. Аленка очень тоскует.
— Я пойду, мама! — сказала девочка.
— Нина! — предостерегающе закричала Ирина Павловна.
Алексей не стал ждать, чем кончится спор. Он ушел.
Нина догнала его уже на улице.
— Аленушка, — сказал Алексей, — выйди-ка в переднюю, там тебя кто-то ждет…
Аленка в ванной комнате стирала какие-то пестрые тряпочки. С недовольным видом она стала вытирать руки полами своего голубого халата.
Сперва Алексей не услышал ничего. Потом раздался двухголосый рев.
— Только не смейте выяснять отношения! — крикнул он из своей комнаты.
Аленка вернулась домой поздно. Конечно, она провожала Нину, потом Нина Аленку — так они и ходили взад и вперед по улице и никак не могли расстаться.
Мара уже спала. Алексей сидел, одолевая один из романов Фолкнера. Ему нравилось решать ребусы каждой фразы этого писателя.
Аленка влезла коленками на стул и уперлась в стол локтями.
— Ну, чего тебе? — не очень любезно спросил Алексей.
— Лешенька, давай встанем завтра пораньше, чтобы выбрать хорошую елку.
— Ты же не хотела елку.
— Теперь хочу.
— Хорошо. Пусть будет как всегда.
Аленка покачала головой:
— Как всегда, наверное, уже больше никогда не будет…
Значит, миновал еще один жизненный рубеж…
— Ничего, — ласково сказал Алексей, — может быть, будет еще лучше…
Договор
Николай Иванович Самосадов о себе говорил: «Я человек общежитейский». Так он определял свое существование на этой земле. Только до войны, до двадцати лет, он жил дома у родителей, стояли вокруг него родные стены и был свой закуток, где можно было схорониться от чужих глаз.
Все годы войны он ни часу не оставался один. В окопах, в походах, в госпиталях — всегда вокруг были люди.
После войны родительского дома не стало, старые умерли, брата и сестер жизнь раскидала по городам, они обзавелись семьями, и Николай Иванович стал искать для себя место в жизни. На руки свои он не жаловался. Они могли и дом собрать, и печь сложить, и машину водить. Война всему научила. Но по молодой глупости Николай Иванович не дал своим способностям развития. Знаний своих не углублял, учиться никуда не пошел, а так и остался не то столяром, не то плотником, не то шофером. Словом, на все руки мастер. Про себя-то знал, что мастер он невеликий, но люди не жаловались, начальство хвалило за добросовестность, опыту со временем прибавилось, и мог бы он жить не хуже людей — иметь дом, жену, детишек. Но не везло ему.